– К твоему сведению, мой муж, второй по счету, отсидел за убийство Димкиного отца.

– И это тоже не дает тебе покоя. Прибавь сюда трагическую кончину жены Стаса, в которой ты тоже винишь себя, и становится понятно, чего тебя так плющит. Да, Стасику придется нелегко…

– Уверена, он прекрасно себя чувствует. И вообще… какого черта ты не оставил меня лежать в сугробе? Домой я бы и без тебя добралась.

– Сомневаюсь. А причина моего к тебе душевного расположения и для меня загадка. Старею, наверное. Становлюсь сентиментальным…

– Еще этого дурака нелегкая принесла, – поморщилась я, вспомнив Димкины слова о ежике.

– Он в тебя влюблен, – хмыкнул Сергей Львович. – Хотя, может, сам об этом не догадывается. Вот и мечется, не зная, как поступить. Стаса он поклялся пристрелить, но, подозреваю, делать этого ему уже не хочется, потому что ты, ясное дело, такого не простишь, следовательно, не видать ему тебя как своих ушей. Нарушить данное слово парню вроде Ломакина нелегко, но он бы и это пережил. При одном условии: Стасу ты не достанешься.

– Это он тебе поведал?

– Сам догадался. Я вообще-то сообразительный. Да и грех не догадаться, история-то банальная. И нет ничего нового под солнцем, – скорбно процитировал он. – В общем, Димку очень беспокоит развитие ваших отношений. Думаю, вчера он прибежал, чтобы разведать обстановку: знаешь ли ты, что Стас в городе, и…

– Стас в городе? – резко спросила я. В ребрах что-то судорожно затрепыхалось, точно огромная птица рвалась наружу.

– Водички принести? – заботливо спросил Берсеньев. – Значит, ты не знала, – кивнул он. – Димку бы это порадовало.

– Заткнись. Стас в городе?

– В какой последовательности я должен действовать: заткнуться или сначала ответить, а заткнуться уже потом?

– Когда он приехал? – помолчав, спросила я.

– Да уже недели две…

– Вот как… – Я облизнула губы.

– Хватим по стакашке? Авось полегчает… Прелесть моя, тебе уже давно пора определиться. Вроде ты и Стаса, и свою любовь к нему на два метра вглубь закопала и памятник поставила. Но ты ведь этот памятник слезами обливаешь, каждый день таскаясь к нему с цветами. Где логика, спрашиваю я? Впрочем, вопрос не по адресу. Какая логика, если ты дите неразумное.

– Развелось, блин, умников… ты бы свои проблемы решал.

– Мои проблемы от меня никуда не убегут…

– Он приехал из-за наследства, а вовсе не из-за меня… – Вот уж нашла с кем умными мыслями делиться.

– Ага, – кивнул Берсеньев. – Наследство у него впечатляющее, пригляда требует, кто-то должен встать у руля… Но, сдается мне, тянет его сюда по другой причине. И зовут причину Фенька. Случаем, не знаешь такую?

– Отстань ты от меня…

– Я вел себя образцово и о Стасе помалкивал. Пока Димка не нарисовался.

– Все равно помолчи…

– Ладно. Расследование тебя еще интересует или все мысли теперь о любимом Стасе?

– Пойду-ка я домой, всем привет, и до следующих праздников. – Я поднялась и направилась к двери, слыша, как Берсеньев посмеивается мне вслед.

Пока шла к машине, пару раз споткнулась, потому что ничего вокруг не видела. Прав, прав Сергей Львович, стоило мне услышать о Стасе, и все остальное уже по фигу. О памятнике он загнул витиевато, но, в общем-то, верно. Еще вчера я в Питер рвалась в надежде хотя бы издали увидеть Стаса, а узнала, что он здесь, и испугалась, хотя теперь смотри не хочу. Душа мечется по замкнутому кругу, и нет мне спасения…

Само собой, ночка выдалась не из приятных, я даже подумала: а не последовать ли совету Берсеньева, залив тоску сорокаградусной? Противно только до пятой рюмки, дальше льется как по маслу. Но заливать придется долго, вряд ли на это здоровья хватит… В общем, наша встреча с национальным напитком так и не состоялась, и до утра я ворочалась на трезвую голову.

Утром появилась Агатка, еще в начале недели мы договаривались отправиться с мамой на дачу (папа сослался на большую занятость), и я ничего скверного от появления сестрицы не ожидала, а некую настороженность во взгляде отнесла на счет недавнего разговора о Сергее Львовиче.

– Затяжное похмелье? – заботливо спросила сестрица.

– Ага, – кивнула я.

– Для веселого застолья повод был или ты спонтанно наклюкалась?

– Про застолье я тебе уже рассказывала. Ничего особенного, выпили, поговорили…

– Хватит юлить, – нахмурилась Агата. – Скажи прямо: ты знаешь?

– Терпение никогда не было твоей сильной стороной, – кивнула я.

– Выходит, знаешь.

– Выходит.

– И что теперь? Чего ж этой сволочи в Питере-то не сидится…

– Ты забыла о наследстве.

– Так он за ним пожаловал?

– Я не знаю, зачем он пожаловал, – как можно спокойнее ответила я, хотя орать хотелось. – Я с ним не встречалась и не собираюсь. Предваряя очередной вопрос, отвечу сразу: он не появлялся, не звонил, и о его приезде я узнала случайно.

– От кого?

– От твоего Берсеньева.

– Берсеньев-то здесь при чем? – растерялась Агатка.

– Сергей Львович теперь моя лучшая подружка, он в курсе всех моих проблем.

– Правда? – Она нахмурилась.

– О господи, – покачала я головой.

Тут Агатка повела себя загадочно. Плюхнувшись на диван, ухватила меня за руку, заставив сесть рядом, и в глаза уставилась, сразу сделавшись подозрительно похожей на нашу маму.

– Фимка, ты ведь не будешь отрицать, что он интересный мужчина?

– Кто? – опешила я.

– Сергей Львович. Умный, воспитанный, ироничный…

– Да он просто кладезь добродетелей…

– Может, и не кладезь, но положительные качества налицо. Если разобраться, у вас много общего.

– Чего у нас много?

– Не перебивай. И он к тебе неравнодушен.

– Я – собака-компаньон.

– Заткнись, когда старшая сестра говорит. По-моему, и ты к нему неплохо относишься. Если вы будете рядом и получше приглядитесь друг к другу…

– Охренеть, – сказала я. – Ты что ж, мне его сватаешь?

– Я тебя хоть черту готова сосватать, лишь бы твой Стас тебя не получил! – рявкнула Агатка. – Все, кончилась спокойная жизнь, – прошипела она сквозь зубы. – Теперь только и думай, в какое дерьмо он опять тебя втравит…

– Белая горячка, – констатировала я. – Мне твой Берсеньев без надобности… – Тут я едва удержалась от искушения выложить всю правду об этом типе, осторожность все же пересилила. – Если тебе неймется устроить его судьбу, давай ему Димку сплавим, у них налицо единение душ.