— Невозможно найти чудеса, если специально их разыскивать, — проворчал дядя. — Это как истинная любовь или счастье, которые и сами по себе являются чудом. Ты же не можешь сказать: я пойду и найду приключение. Самое лучшее, что ты способен сделать, — это отправиться туда, где подобное может произойти.

— Ну тогда, — сказал я, — мы ограничимся Акрой, городом крестоносцев, славящимся отважными деяниями и темными тайнами, красивыми девицами и жизнью, полной сладострастья. Какое место лучше подходит для приключений?

— Крестоносцы! — презрительно фыркнул дядюшка Маттео. — Это все сказки! Да тем крестоносцам, которым удалось выжить и вернуться домой, пришлось притворяться перед самими собой, что их бесполезная миссия принесла результат. Потому-то они и хвастались, что видели чудеса в этих далеких землях. Единственное, что они привезли с собой обратно, так это scolamento[99], которые оказались настолько болезненными, что бедняги с трудом могли держаться в седлах.

Я сказал с тоской:

— Так, значит, Акра — вовсе не красивый, полный тайн, соблазнов и роскоши город?

Отец ответил:

— Крестоносцы и сарацины сражались за San Zuàne de Acre больше полувека. Представь себе, как город должен теперь выглядеть. Нет, не стоит. Ты совсем скоро увидишь его собственными глазами.

Та наша беседа слегка меня обескуражила, но не убедила. Откровенно говоря, я пришел к заключению, что у моего отца не душа, а разлинованный гроссбух, а дядюшка же показался мне слишком тупым и грубым для любых тонких чувств. Они бы не узнали приключение, даже если бы оно свалилось на них. Однако я был совершенно иным человеком. И я отправился на нос корабля, чтобы не пропустить появления какой-нибудь русалки или морского чудовища.

После первого оживленного дня морское путешествие становится монотонным, пока шторм не внесет в него разнообразия. Однако на Средиземном море штормит только зимой, поэтому мне пришлось занять себя изучением всех работ, что матросы выполняют на корабле. Поскольку стояла хорошая погода, экипажу не надо было ничего выполнять, кроме обычной повседневной рутины, так что все, от капитана до кока, охотно разрешали мне смотреть, задавать вопросы, а иногда даже и самому что-нибудь сделать. Экипаж корабля состоял из людей различных национальностей, но, поскольку все они говорили на торговом французском, который называли sabir, это не мешало нам общаться.

— Ты вообще-то знаешь хоть что-нибудь о плавании под парусами, малыш? — спросил меня один из моряков. — Тебе известно, например, какие механизмы на корабле живые, а какие мертвые?

Я подумал и, глядя на паруса, распростертые над кораблем подобно крыльям птицы, предположил, что это, должно быть, и есть живые механизмы.

— А вот и нет, — сказал матрос. — Живыми называются все части корабля, которые находятся в воде. А мертвыми — которые расположены над водой.

Я подумал и сказал:

— Да, но если даже мертвые механизмы погрузить в воду, то и тогда они едва ли смогут называться живыми. Мы все в таком случае умрем.

Моряк быстро произнес:

— Не говори о таких вещах! — И перекрестился.

Другой матрос заметил:

— Малыш, если ты хочешь стать мореплавателем, тебе надо выучить семнадцать имен семнадцати ветров, которые дуют над Средиземным морем. — Он принялся считать их, загибая пальцы. — Сейчас мы плывем благодаря пассату, который дует с северо-запада. Зимой с юга дует свирепый ostralada, он несет штормы. Gregalada (северо-восточный) ветер — дует со стороны Греции и заставляет море волноваться. С запада дует maistral. Levante (сильный восточный ветер) приходит с востока, из Армении…

Но тут третий моряк перебил его:

— Когда начинает дуть levante, то можно уловить запах циклопов.

— Это такие острова? — спросил я.

— Нет. Это такие странные люди, которые обитают в Армении. У них только одна рука и одна нога. Пользоваться луком и стрелой им приходится вдвоем. Поскольку циклопы не могут ходить, они прыгают на одной ноге. Но если они торопятся, то катятся на боку, помогая себе при помощи руки и ноги. Потому-то их и называют циклопами[100], ноги у них как колеса.

Помимо того что матросы рассказывали мне о всяких диковинках, они также научили меня играть в угадайку, которую называли викториной: эту игру придумали моряки, чтобы скоротать время в скучных плаваниях. Они, должно быть, совершили уже много таких плаваний, так как викторина была чрезвычайно долгой и нудной игрой, причем каждый из игроков мог выиграть или проиграть за вечер лишь несколько сольди.

Когда позже я спросил дядюшку, не сталкивался ли он когда-нибудь во время своих путешествий с загадочными армянскими циклопами или другими диковинами, он рассмеялся:

— Хм! Ни один моряк не заходит в чужеземном порту дальше ближайшего кабака или большой лавки. Однако когда его спрашивают, что он видел в дальних странах, ему волей-неволей приходится что-нибудь выдумать. Только marcolfo, который поверил женщине, поверит моряку!

С этого времени я терпеливо, но вполуха слушал россказни моряков о чудесах на суше, однако продолжал с вниманием прислушиваться к их советам насчет того, что надо делать в море во время плавания. Я узнал, что некоторые вещи они называют между собой иначе, чем простые люди, — так, например, маленькая черная, как сажа, птичка, которую в Венеции называли буревестником, мореходы именовали petrelo — «маленький Пьетро», потому что она, как святой, казалось, могла разгуливать по поверхности воды. И еще я выучил стишки, по которым можно было предсказывать погоду:

В них говорилось, что если на закате небо красное или утром белое, то это предвещает хорошую погоду на море, а следовательно, благоприятно для странников, пилигримов. Я узнал, как надо забрасывать scandagio — веревку, размеченную по всей длине белыми и красными лентами, — для того, чтобы измерить глубину под килем. Я научился переговариваться с другими судами, проходившими мимо, — мне разрешили это сделать два или три раза, поскольку в Средиземном море плавало множество кораблей. Я кричал на sabir в рупор:

— Счастливого плавания! Что у вас за корабль?

Следовал глухой ответ:

— И вам того же! «Святой Санг» из Брюгге, мы возвращаемся домой из Фамагусты! А у вас что за корабль?

— «Анафесто» из Венеции, мы плывем в Акру и Александрию! Счастливого плавания!

Корабельный рулевой показал мне, как с помощью замысловато переплетенных веревок он одной рукой управляет обеими огромными правилами, которые опускались с обеих сторон до самой кормы.

— Однако в плохую погоду, — сказал он, — требуется по рулевому с каждой стороны, и они должны обладать сноровкой, чтобы по-всякому вращать румпель в соответствии с командами капитана.