Эймиас стремительно шагнул к ней и снова схватил за руки.

— Нет, я не джентльмен, — произнес он, яростно сверкнув глазами. — Я никогда им не был и никогда не буду, понятно? Вы не в состоянии вообразить, как я хотел вас, потому что вы леди, пусть даже не порождению. Просто я знаю, что мне сойдет с рук, а что нет. — Его губы иронически скривились. — Мы, старые каторжники, умеем оценивать риск. Так что я даже в меньшей степени джентльмен, чем вам кажется, и вам повезло, что вы избавились от меня.

Высказавшись, Эймиас почувствовал себя одновременно лучше и хуже. Теперь можно было уйти, но почему-то он не мог отпустить ее руки.

Эмбер не двигалась, глядя на него снизу вверх, затем сомкнула пальцы вокруг его ладоней.

В окна хлестали струи дождя, с шипением залетая в дымоход. Снаружи разыгралась настоящая буря, и Эмбер по опыту знала, что она продлится всю ночь.

— Что вы намерены делать? — спросила она. — Куда направитесь отсюда? Будете и дальше искать семью своей матери? О, полагаю, это был всего лишь предлог. Тогда, наверное, вы продолжите поиски невесты? Конечно, это не мое дело, но мне хотелось бы знать финал этой истории. Ведь, как вы сказали, мы больше не увидимся, и мне придется всю жизнь гадать, что с вами случилось.

— Я задолжал вам правду, — сказал Эймиас.

— Вы ничего мне не должны, — возразила она. — Но, признаться, мне хотелось бы рассказать Грейс, что с вами стало. Думаю, когда мистер Тремеллин успокоится, он тоже захочет знать.

Его близость нервировала Эмбер, но она и помыслить не могла о том, чтобы отправить его на дождь… и позволить ему навсегда исчезнуть из ее жизни.

— Вот что я вам скажу, — произнесла она, воодушевленная идеей, которая вдруг пришла ей в голову. — Я поставлю чайник. Мы можем выпить чаю и поговорить. Тогда, по крайней мере, после вашего отъезда останется ваша версия этой истории.

И возможно, останется лазейка, которая позволит ему вернуться назад в один прекрасный день…

Эмбер поспешила к очагу, сняла с полки старый чугунный чайник, повесила его на крюк в очаге, разворошила огонь и повернулась к Эймиасу.

Он по-прежнему стоял у двери.

— Прошу вас, садитесь, — сказала она. — Но если вы хотите уйти как можно скорее… — она помедлила, сцепив перед собой руки, — я не стану вас винить.

В комнате повисло молчание, затем Эймиас улыбнулся и покачал головой.

— Кажется, вы вообще не склонны никого винить. Вы слишком добры. У вас больше оснований сердиться на меня, чем у Тремеллина.

— Возможно. — Эмбер склонила голову набок, размышляя над его словами. — Но вы ничего мне не сделали, не считая того, что не хотели иметь со мной дела. У меня отнюдь не ангельский характер, спросите у кого угодно. И тем не менее я не сержусь на вас. Я люблю Грейси, но, как вы сами сказали, ее чувства не были по-настоящему задеты. Я не замечала, что она неравнодушна к Тобиасу, но, возможно, вы правы. Что же касается меня… Как я могу сердиться? Вы всего лишь пытались найти себе достойную пару.

— Достойнее вас? — тихо спросил Эймиас.

Эмбер опустила глаза. Он был так близко, что она не решалась смотреть на него. Казалось, он заполнял собой всю комнату, и ей было нестерпимо думать, какой пустой она покажется, когда он уйдет. Хотя Сент-Айвз вымок до нитки и обсыхал, сидя у камина, выглядел он замечательно.

Его темно-золотистые волосы были взлохмачены и падали на лоб, но это только добавляло ему привлекательности. Одежда, севшая от сушки у огня, плотно облегала его высокую фигуру — в полном соответствии с последней модой, требовавшей, чтобы одеяние джентльмена придавало ему сходство с античной скульптурой. Эмбер впервые по-настоящему заметила, какие у него широкие плечи, тонкая талия, плоский живот и длинные мускулистые ноги.

Он выглядел ослепительно красивым. Но при всех его достоинствах она отчетливо сознавала, что этот мужчина способен лгать складно и красиво и, возможно, не имеет ни принципов, ни совести.

Эмбер предпочитала во всем ясность. Поэтому она подняла голову и заставила себя посмотреть ему в глаза.

— Вы можете найти девушку намного достойнее меня, мистер Сент-Айвз, и мы оба это знаем. Да, вы были на каторге и никогда не имели собственной семьи, но это не умаляет того факта, что вам есть, что предложить женщине. Вы и сами это знаете. Иначе вы не были бы так потрясены реакцией мистера Тремеллина. Что же касается меня… не думаю, что вы знаете меня намного лучше, чем я вас.

— Но я знаю вас, — возразил Эймиас. — Как же иначе? Я провел в вашем обществе столько же времени, сколько с Грейс. Вы преданы своей семье, это очевидно. У вас есть чувство юмора и моральные принципы. Когда вы присутствовали при наших разговорах с Грейс, я часто видел, как ваши губы изгибались в улыбке, когда я говорил что-нибудь забавное. Признаться, по прошествии некоторого времени я делал это исключительно для вас. Грейс часто даже не догадывалась, что я пытаюсь шутить. У вас развитый ум, — продолжил он. — Вы много читаете. И хотя вы никогда не путешествовали, кроме как на страницах книг, вы имеете некоторое представление об окружающем мире. Я слышал, как вы говорили об этом. Но вы ничего не знаете о голоде и унижении, о злобе и жестокости. Вы даже не знаете, что такое стыд, потому что никогда не делали ничего постыдного. В отличие от меня. Вы не похожи ни на одну из женщин, которых я знал.

— Неужели вы вообще не способны говорить правду? — сердито осведомилась Эмбер. — Потому что это очередная ложь. Вы знаете Грейс.

— Я же сказал вам, что с ложью покончено, — улыбнулся Эймиас. — Грейс — очень милая девушка. А вы женщина.

— О, — только и сказала она.

— Женщины, которых я знал, — продолжил он, — не были респектабельными, по крайней мере, в глазах окружающих. Некоторые неудачно вышли замуж и вынуждены были терпеть своих мужей. Другим пришлось пожертвовать добродетелью ради куска хлеба. — Он нахмурился. — Наверное, мне не следует обсуждать с вами подобные вещи. Но я хочу сказать, что не все из них были порочными. Большинство имели принципы, просто не могли их себе позволить. — Он задумчиво улыбнулся. — Впрочем, я имел в виду не только этих бедняжек. Я знал немало богатых и знатных женщин, не обремененных моральными устоями. Полагаю, они считали, что общепринятые правила не для них. Богатые могут позволить себе все, что захотят, а знатные думают, что им все позволено. Эмбер… я хотел сказать, мисс… — Он помедлил. — Проклятие, я даже не знаю вашей фамилии!

— У меня нет фамилии, — просто сказала она. — Я зарегистрирована в церковной книге как «девочка, найденная на берегу». Звучит замысловато, но мистер Тремеллин сказал, что это не важно, поскольку женщины берут фамилию мужа. Да и зачем мне фамилия? У меня ничего нет. Я подписываю письма «Эмбер», а послания, адресованные «Эмбер из дома Тремеллинов», всегда доходят до меня. Все знают, кто я, — сказала она, чувствуя, что слезы жгут глаза.