Харрис не ответил и лишь покачал головой. Почти тоскливо, как показалось Лайзе, но это было ничто по сравнению с печалью, неожиданно охватившей девушку. Она поднялась со стула и стала собирать посуду. Харрис, к удивлению Лайзы, присоединился к ней. У раковины они оказались вместе.

– Ты будешь мыть или вытирать? – спросил Джек, не скрывая легкой насмешки в голосе, – к нему снова вернулась прежняя самоуверенная манера держаться, так бесившая Лайзу.

– Я подумала, нам, наверное, лучше все оставить, – отозвалась Лайза, лихорадочно пытаясь придумать любую уловку, чтобы уехать отсюда. – В конце концов, мы же не можем опаздывать, а время…

– Стремительно приближается к развязке, мисс Нортон, правда? – Голос Харриса снова стал мурлыкающим, он снова оказался слишком близко.

Лайза ничего не могла поделать. Она обернулась, чтобы наградить Джека свирепым взглядом, но встретилась со смеющимися глазами, а ее возмущенный вздох утонул в звуках его низкого голоса, одновременно ворчливого и ласкового.

– Ты такая красивая…

Но прежде чем Лайза успела осознать эти слова, Харрис уже отвернулся и стал складывать посуду в раковину. Он пустил воду, одной рукой открывая кран, а другой щедро насыпая моющее средство.

Лайза стояла, совершенно ошеломленная нелепостью всего происходящего, а Джек закрыл кран, взял ее за локти и ласково подтянул к раковине. Он отпустил ее только тогда, когда Лайза сама вырвала руки и погрузила их в мыльную воду. Самодовольно улыбнувшись, Харрис достал полотенце и отошел.

– Правильно, занимайся делом, – негромко произнес он. Но Лайза так и застыла, понимая, что Харрис направился к столику в гостиной, где стоял телефон. С поразительной точностью он отыскал нужный ящик и вынул магнитофон.

– Бедный магнитофончик, – проворковал он, поднимая аппарат, как какой-нибудь ценный трофей. – Надо же, как с тобой поступили, – заперли в темноте, как какого-нибудь преступника. Должно быть, тебе обидно. – Брошенный им на Лайзу веселый торжествующий взгляд ясно говорил, что уж он-то позаботится, чтобы ей стало совестно. – Подумать только, и ты еще посмела выговаривать мне за то, что я непочтительно отзываюсь о Гансе! – обратился он к Лайзе, качая головой с насмешливым осуждением, а длинные тонкие пальцы в это время ловко подсоединяли аппарат к сети.

Лайза услышала шипение и щелчок, увидела единственный красный глаз, смотревший на нее обвиняюще.

А потом Джек повернулся к ней так стремительно, что она не успела уследить за ним сквозь застилавшие глаза непрошеные слезы.

– Ну, хорошо, любовь моя, давай мыть посуду, – проворчал Харрис. – Разберемся с ней, потом разберемся еще кое с чем, а потом уж…

Он не закончил фразу, но в ней явственно чувствовалась угроза. Она не могла понять выражения его глаз, молча уставилась в раковину и стала механически делать то, что ей велели. Пальцы двигались неуклюже, а мысли роились в голове, с бешеной скоростью метались в разных направлениях.

Рядом стоял вездесущий Харрис. Его крепкое бедро временами касалось бедра Лайзы, локоть задевал ее руку, а ловкие пальцы каким-то образом ухитрялись подхватывать посуду, которую она то и дело норовила уронить.

Лайза не смотрела на Харриса, как робот двигая руками и стараясь собраться с силами, мобилизовать все оставшиеся у нее ресурсы.

– Все закончено?

Лайза тупо кивнула, затем, подчиняясь приказанию, вынула затычку из раковины. Она молча стояла, следя за тем, как уходит вода, и мечтая вот так же исчезнуть, особенно когда Харрис мягко повернул ее к себе и стал вытирать ей руки – осторожно, пальчик за пальчиком.

– А теперь пойдем и устроимся где-нибудь поудобнее, – произнес он, и голос его гипнотизировал, соблазнял, как и его прикосновения.

Лайза ощутила руки Джека на своей талии, когда тот повел ее к дивану, позволила усадить себя, а самому сесть рядом, но встречаться с ним взглядом не смела… просто не могла.

Глаза девушки закрылись. Она почувствовала, как Харрис взял ее за подбородок, и послушно подняла голову, но так и не решилась открыть глаза, просто молча слушала его тихий шепот.

– Успокойся, любовь моя. Успокойся, и давай-ка я расскажу тебе одну историю. Тебе надо лишь выслушать меня, а когда я закончу, мы оба послушаем, что хочет нам сообщить твой магнитофон. Все уже слишком затянулось – мне и самому не терпится сказать тебе правду.

Лайза открыла было рот, чтобы ответить, но его губы остановили ее, сначала легко коснувшись ее рта, а потом прижавшись теснее.

– Не теперь, – прошептал Джек, отрываясь от Лайзы. А потом прибавил: – Не сейчас. Потом у нас будет много времени.

Масса времени, вдруг поняла Лайза. И первые же его слова убедили ее в этом – слова, которые он повторил многократно, чтобы подчеркнуть значение того, о чем говорил. Все остальное сразу же стало уже не важно, но он хотел рассказать, и Лайза слушала.

Самыми важными словами были первые три.

– Я люблю тебя, – произнес Джек. – Поверь сначала в это.

Лайза ухватилась за эти слова, как за спасительную нить, – так они были ей нужны. Все, что говорил Харрис, было совершенно невероятно и так неожиданно, что Лайзе с трудом верилось, что она не спит и слышит это наяву, ощущает прикосновение его ласковых пальцев к своей щеке, шее, запястью.

Он любит ее! Не Лотту, не рыжеволосую красотку с ребенком, столь поразительно на него похожим, – он любит ее, Лайзу!

И он уже давно сказал ей об этом. Но она не стала прослушивать последнее сообщение на магнитофоне и провела целую неделю в полном отчаянии, хотя этого вполне можно было избежать.

Но теперь он снова говорит о любви. И будет повторять до тех пор, пока она наконец не поверит и не перестанет с ним бороться, не перестанет искать во всем скрытый смысл и отрицать очевидное. Пока не признается себе, что это то, чего она хочет, о чем мечтают оба.

– Я сходил с ума всю неделю, – сказал Джек. – Сначала я решил, что ошибся и ты не разделяешь моих чувств. Подумал – пусть так, придется с этим примириться. Но не смог, Лайза, мне надо было услышать это от тебя самой, увидеть, как ты мне это скажешь. И я звонил и звонил каждый день. Потом стал соображать: может, ты собрала вещи и уехала или заболела. Черт побери! Какие только дикие вещи не приходили мне в голову!.. Наконец я уже больше не мог этого выносить. Мне необходима была ясность. Я помчался к тебе и увидел, что ты с головой ушла в работу. Господи, как мне захотелось свернуть твою хорошенькую шейку! – Харрис вздохнул и осторожно дотронулся пальцами до щеки Лайзы, нежно провел по ее шее до впадинок ключиц, и у нее перехватило дыхание от счастья. – Не пугайся, я шучу. У тебя был такой измученный вид, что мне хотелось лишь заботиться о тебе. – Его губы прижались к шее Лайзы, и он тихо продолжал между поцелуями: – Только сегодня утром я понял, что ты даже не прослушала мое сообщение. Как же ты измучила меня! Но теперь, если хочешь знать, я придумал для тебя другое наказание. – Он подвинулся, заглянул Лайзе прямо в глаза и рассмеялся. – Я положу тебя в твою маленькую уютную кроватку, малышка, и буду любить так, как никто никогда не любил. Я зацелую твои губки, стану ласкать тебя так, пока ты сама не запросишь пощады. Вот тогда-то я и узнаю, как ты на самом деле ко мне относишься. – И он снова рассмеялся – чудесным озорным смехом. – Но это будет только после того, как мы сходим на выставку.