– Может, ты мне объяснишь, и я тоже посмеюсь? – почти опасливо (а ну как и так не друживший с головой древнейший окончательно и бесповоротно сбрендил?) уточнила попаданка.

– Сила Шеара не в камнях, – выдавил из себя предтеча.

– Ха-ха, – по слогам произнесла Ася, вовсе не разделяя странного веселья.

– Смотри! – прервал сеанс покатушек со смеху Лихаэль.

Он резко спикировал с живой ношей к странно светящимся холмикам, сконцентрированным у живописного водопада неподалеку. По правую сторону от водицы плескались и веселились лошадки, по левую не было никого.

Присмотревшись к пустынному бережку, Аська поняла, что видит не камни, а слежавшиеся слои крыльев бабочек.

– И? Бабочки дохлые, которые подсчету не поддаются по причине избыточного количества, – мрачно констатировала она.

– Не чувствуешь? – удивился Лихо.

– Чихать хочется, нос чешется. Может, у меня на пыльцу аллергия? – на миг-другой призадумалась Ася и нахмурилась, недовольная откровенно глумливой улыбочкой первопредка. Резко прервавшись, она вскинула голову и протянула: – Так! Что ты хочешь сказать? Это не бабочки в прямом смысле этого слова, а понятные какашки и именно они содержат силу, за которой мы пришли?

Лихо расплылся в широкой улыбке и взлохматил волосы Аськи, довольный умозаключением человечки.

– Радует одно, оно не пахнет, как лошадиный навоз, – и его не надо пробовать на язык.

– Два, – поправил Лихо.

– Чего два? – насторожилась снова девушка.

– У тебя два повода для радости, – прыснул предтеча, веселясь, как мальчишка.

– Каких же? Порази меня! – сморщила нос Аська.

– Не пахнет и не надо пробовать, – повторил за человечной слова Лихаэль и снова закатился.

– Тогда уж три для ровного счета, – не сдалась Ася. – Ты, оказывается, умеешь считать!

Противный предтеча не обиделся, а снова заржал. А Аське как-то вдруг стало до невозможности тоскливо на душе. Этому бессмертному монстру все нипочем. Ну утратил какие-то крохи своего могущества, так вернет и не чихнет, не пернет от натуги. И пока возвращает, развлекается напропалую, плюя на все остальное и остальных. Ему в любом случае весело, что бы ни случилось. Тот, кто может сделать забаву из пытки и убийства, все равно останется в выгоде. Он свободен настолько, насколько Аське никогда и не снилось. Люди так не умеют, и эльфы тоже, даже богам, как она убедилась на примере Гиаль, такая беспечная свобода не светит. У всех есть свои путы, цепи, проблемы. Лихо же будто над всеми этими заморочками или вне их. Хохочет, гад такой! Так бы и пнула! Только толку не будет, еще сильнее развеселится. И над бабочками тоже забавляется, даже возникни сейчас необходимость слопать все эти крылатые залежи, и тут бы не приуныл. Устроил бы шоу и жрал с аппетитом, нахваливая. Еще бы Асе накладывать стал.

И злиться по-настоящему на эту всесильную сволочь не получается, хоть ты тресни, просто потому что чудо. Хоть и чудовище к тому же. И ее, Аську, в обиду не дает другим, сам обижает, зараза такая.

Пока Покрышкина предавалась скорбным мыслям своим, предтеча поставил ее рядом с холмиками слежавшихся радужных крыльев и отправился к эпицентру «месторождения». Там он небрежно пнул груду, вызвав взрыв радужных искр. Именно на них распадались слежавшиеся крылышки при соприкосновении с конечностью Лихаэля. Оживившись (хотя уж куда больше-то?), Лихо с размаху сиганул на радужный пласт, вызвав тем самым новую бурю радуг и цвета.

Бросив плескаться и пить, все пони и единороги, почуявшие новое развлечение, ринулись к незнакомцу, словно только сейчас сочли нужным заметить его существование и вообще признать достойным внимания.

В один миг на берегу образовалась толпа или все-таки, если по большей части речь шла о животных, пусть и немного волшебных, табун? Табун с ликующим ржанием ринулся к напластованию крылышек. Они, пони и единороги, толкались, прыгали, весело ржали и били копытами. Радужная пыль – продукт измельчения крыльев волшебных «понячьих» экскрементов – вставала столбом, ликующе вопили звероморфы, обращенные в пару белых пони. Одним словом, воцарился форменный тарарам. В бешеной круговерти радуг, пыли и животного восторга Аську самым наглым образом сбили с ног. Она отлетела в очередную кучу бабочек, подняв новую тучу радужной пыли и расчихавшись до звездочек в глазах. А когда закончила, оказалось, что радужных гор из остатков бабочек больше нет, лишь ровный пласт черных крупинок, устилающий пространство вокруг тонким слоем.

– Ну… так тоже можно, – согласился Лихо, оценивая результаты случайного Аськиного вмешательства, после которого ее охватила слабость, несопоставимая с тем легким ощущением дискомфорта, который накатывал, когда чуток силы брал Лихаэль.

Лишившиеся занимательной забавы животные не сообразили, кто виноват в резком превращении, зато практически сразу поняли, что делать, чтобы развлечение продолжалось. Они продолжили прыжки с веселым ржанием. Только теперь ввысь взмывали не разноцветные искры, а черная пыль, успешно оседавшая на шкурах и на самой Асе. Какие-то несколько секунд безумного развлечения, и все вокруг: и те, кто забавлялся, и невольные жертвы забавы превратились в негативы самих себя.

Довольная улыбочка Лихаэля, каким-то чудом оставшегося совершенно чистым среди царящего черного хаоса, заставила Асю злобно заскрежетать зубами. Рассерженная девушка, тишком наскребя горсть мелкого черного «песочка» с земли, кое-как утвердилась на ногах и с удовольствием размазала добычу по светлым штанам предтечи, почему-то остававшегося чистым в черном бедламе.

Невозможный Лихо даже не рассердился и не расстроился. Скаля белые острые зубы в дикой усмешке, он оглядел полосы на своих одеждах, нагнулся. Зачерпнул с земли еще черного песочка и размазал по ткани и лицу, украшая себя серочерными полосками.

Куда там всяким тиграм или любителям маскировки из военных, у Лиха это получилось (вот зараза!) куда гармоничнее и симпатичнее. Невольно Аська сразу вспомнила присказку: «как вору, все впору». Что бы Лихаэль ни надел, как бы ни украсил (изуродовал) внешний вид, он все равно оказывался великолепен в своей естественности. Вспомнить хоть те длинные космы, с которыми он разгуливал поначалу. Было зашибись, как красиво, но и короткая стрижка Лихаэлю Аэрдану тоже оказалась к лицу.

Теперь, полосатый от грязи, он веселился среди грязных пони и единорогов, как мальчишка, несмотря на возраст, исчисляемый даже не веками и тысячелетиями, а более крупными цифрами. Хотя… может, зря она на первопредка злится – будь он другим, не склонным к выходкам и авантюрам, давно бы устал от жизни как таковой или ударился в какую-нибудь мерзость, чтобы вернуть остроту ощущений. Вон, старики от жизни устают за неполный век, а этот веселится и скачет. Может, так и надо? Или даже, пусть и страшно такое предположить, только так и надо? Да, выбешивает, ёкарный бабай, до чертей зеленых, до звездочек в глазах,