Мы с Салли забрались на диван, удобно завернулись в большое покрывало и стали смотреть, как Николас Кейдж объясняется в любви Шер, а она залепляет ему пощечину. Салли царапала меня лапой по коленке, умильно наклоняла голову и вообще изображала из себя лапочку, выпрашивая поп-корн. Конечно, отказать своей маленькой любимице я не могла.

Услышав сигнал домофона, я вздохнула, предположив, что скорее всего, разносчик пиццы ошибся квартирой или кто-то из моих чокнутых соседей забыл ключи.

– Да! – рявкнула я в динамик домофона.

– Элли? Это Тед.

О. Боже. Мой. Я в ужасе оглядела свою квартиру – полный кавардак. Мое жилище и так не назовешь алтарем минимализма в стиле Калвина Клайна, где все выполнено в белом цвете и простых, строгих линиях, на стенах развешаны матовые черно-белые фото, а на хрупких столиках из стекла и металла расставлены вазы с каллами. Напротив, моя квартира – это пестрая мешанина пары-тройки новых вещей (среди них роскошное бежевое кресло и оттоманка, удачно приобретенные на распродаже в прошлом году, и набор столиков «мал мала меньше» из «Икеи») с кучей старья, доставшегося от родственников, – ветхий раздвижной диванчик (раньше он стоял у Марка с Кейт) с обивкой в клетку, на который я накинула цветное покрывало, купленное в «Поттери Барн», побитый кухонный стол и табуретки, отданные матерью, когда они с отцом обзавелись новым гарнитуром. По большому счету предметы между собой не сочетались, но моя квартира всегда мне нравилась и казалась очень уютной, особенно с учетом того, что стены я выкрасила в теплый кремовый цвет, повсюду разбросала подушки с кисточками и постоянно жгла ароматические свечи с запахом ванили.

А потом я случайно поймала свое отражение в зеркале. Мамочки! На мне был черный тренировочный костюм, куп ленный в «Гэпе» лет пять назад. С тех пор по выходным я практически его не снимала, и от бесконечных стирок он вылинял до грязно-серого цвета. Разумеется, я была без косметики и не могла похвастаться ровным цветом лица, хотя с того злополучного дня, когда Тед накинул мне десяток лет, я добросовестно применяла все отшелушивающие/омолаживающие/подтягивающие кремы, какие только продавались в магазинах, поэтому кожа моя по крайней мере была гладкой и не пересушенной. Хуже всего выглядели мои волосы – я никуда не собиралась выходить и соответственно не мыла голову. Волосы свисали унылыми сосульками, символизируя безнадежность, которой так упиваются пессимисты.

– Элли, мне надо с тобой поговорить, – настаивал Тед. Голос в домофоне казался странно-металлическим.

– Э… хорошо, – сказала я, нажала кнопку «открыть» и помчалась в спальню, едва не зашибив Салли, попавшуюся под ноги. В течение минуты я скинула спортивный костюм, натянула свои любимые потертые джинсы и черный кашемировый джемпер, собрала волосы в хвост, накрасила губы помадой брусничного цвета и побрызгала шею туалет ной водой «Фрака». Принимая во внимание, что обычно на подготовку к свиданию у меня уходит не меньше часа – это определенная последовательность действий, которая начинается с нанесения маски, маникюра, бритья ног и заканчивается тщательным двадцатиминутным макияжем, – можно было считать настоящим чудом, что за каких-то тридцать секунд мне удалось превратиться из сонного ленивца во вполне симпатичную девушку. С киношными героиня ми такого никогда не происходит – даже слоняясь по дому в полном одиночестве, они всегда одеты в кожаные брюки и высокие сапоги на шпильках, волосы их уложены в безупречную модельную прическу, глаза накрашены дымчатыми тенями и подведены по последней моде. Моя неспособность соответствовать этому идеалу и, в частности, не умение чувствовать себя комфортно в иной домашней одежде, кроме удобных разношенных свитеров, было еще одним пунктом в длинном списке моих недостатков, и я мысленно взяла себе на заметку в будущем хотя бы попробовать ходить с накрашенными глазами целый день.

И вот как раз когда я собрала в охапку пустые коробки от печенья и банки из-под диетической колы и понесла их на кухню, послышался стук. Напоследок проверив, нет ли на виду чего-то неприличного, я удостоверилась, что все в порядке, и открыла дверь.

Тед хмуро взирал на меня; глаза его гневно сверкали, а губы были сжаты в ниточку. Несмотря на суровое выражение его лица и устрашающий вид, я все же отметила, что он великолепно выглядит в отлично скроенных серых брюках из мягкой ткани, отглаженной белой рубашке и пальто из верблюжьей шерсти.

– Он здесь? – осведомился Тед, когда я отступила вглубь прихожей и жестом пригласила его войти. Он быстро окинул взглядом квартиру, и мне стало стыдно за свой истертый коврик и дешевенькую, купленную в «Икее» тумбочку под телевизор. Я не сомневалась, что Тед живет в роскошном доме, в котором полно кожаных диванов и подлинников картин известных художников, а обстановка подобрана первоклассным дизайнером с безукоризненным вкусом.

– Кто? – не поняла я.

– Ну, этот Чарли, – пояснил Тед и, развернувшись, уставился на меня, скрестив на груди руки.

– Нет, а что? – с недоумением спросила я. Вероятно, мечта Чарли принять участие в передачах, посвященных правовым вопросам, на канале «Голд ньюс» была не так уж далека от действительности. – Если хочешь с ним поговорить, у меня есть номер его телефона.

– Я не собираюсь говорить с ним, – прорычал Тед, – я хочу выяснить, что происходит.

Возможно ли, что… неужели Тед и вправду ревнует? Я знала, что вчера вечером он разозлился, но поскольку Тед никак не мог решить, стоит ли со мной связываться, я и думать не смела, что он способен меня приревновать.

– Что происходит? – эхом отозвалась я и нервно про вела ладонью по волосам, убеждаясь, что они лежат гладко и у меня на макушке нет этих противных «петухов», которые появляются, когда завязываешь «конский хвост». Я искренне надеялась, что жирный блеск Тед примет за блеск здоровый. Ага! Я вдруг вспомнила, что у меня на кухне чудесным образом осталась непочатая бутылка мерло. – Хочешь вина? – предложила я.

Тед кивнул, и я пошла на кухню, чтобы принести бутылку и два бокала. Когда я вернулась, он сидел на дива не, что давало мне два варианта действий: присесть рядом с ним, рискуя выглядеть дурой, если он подумает, что я снова пытаюсь его соблазнить (учитывая трехдневную щетину на моих голенях, делать этого я определенно не собиралась), либо же сесть в кресло, рискуя показаться равнодушной, тогда как на самом деле я была очень даже неравнодушна. Я выбрала диван, но уселась на другой край, как можно дальше от Теда, чтобы ему в голову не пришло сравнить меня с миссис Робинсон, соблазняющей Дастина Хоффмана (с той разницей, что миссис Робинсон была намного моложе, а Дастин Хоффман – гораздо старше и по ошибке принял ее за потаскушку). Ладно, плевать. Я поставила бутылку на журнальный сто лик и занялась бокалами, а Тед тем временем взял штопор и уверенным движением вытащил пробку. Поскольку хозяйкой дома была я, меня, как феминистку, должно было оскорбить, что Тед взял откупоривание бутылки на себя, но, по правде говоря, я нашла это очень сексуальным. У Теда были изумительные руки – я с восхищением рассматривала их, когда он наливал вино: сильные, с широкими ладонями, красивыми пальцами и аккуратно подстриженными ногтями. Ничто так не отталкивает меня в мужчине, как уродливые руки. С одним из своих бывших парней, Питером, я порвала в основном из-за того, что у него были совершенно неприличные руки с ложкообразными пальцами – ну, знаете, когда кончики пальцев такие мясистые и скругленные, как барабанные палочки. Меня прямо с души воротило.