– Неплохо – ограбленные родители или брошенная любовница?

– Ограбленные родители, – ответил он серьезно. – Если на бежавшую дочь можно и махнуть рукой, можно повздыхать, обозвать неблагодарной гадюкой и забыть, то деньги имеют обыкновение вызывать к себе куда как больше душевной привязанности. Просто девчонку искали бы лениво и походя, а вот девчонку с домашней кассой ринутся разыскивать всеми доступными силами, средствами и со всей возможной поспешностью. Думаю, как только погода чуть наладится, здесь обнаружится разъяренный глава семейства с пятком братьев, дядей и соседей. Или, в зависимости от количества исхищенного ею, как знать – может быть, они даже не станут дожидаться, пока метель утихнет.

– Ты не полагаешься на собственные силы? – уточнил Бруно с подчеркнутым удивлением. – Рассчитываешь на помощь? Нет, сегодня с тобою положительно что-то не то. Склонился к какой-то особенно неприятной версии, или это просто снежная болезнь и как следствие оной depressio?

– Это констатация фактов, – откликнулся Курт. – Как следствие реальности. В главном ты прав: как ни крутись, а жертвы неминуемы. Кто-то из них не послушает меня, кто-то решит, что умнее всех, кто-то обязательно сделает что-то – и все пойдет не по плану. Я не люблю, когда не по плану. Если б речь шла только о расчете на свои силы, даже при наличии хаотического фактора «охотник Ян Ван Ален», все было бы не так плохо. Но факторов чрезмерно много.

– В таком случае, довольно странно слышать от тебя выражение надежды на их умножение.

– Лишние люди, тем не менее, сейчас пришлись бы к месту, – пожал плечами Курт, пристально оглядывая доску. – Чем больше загонщиков, тем проще подобраться к хищнику. Однако это было скорее отвлеченным рассуждением; ни один даже самый закоснелый скряга не сунет носа из дому в такую пургу, и я не вижу ни единого намека на то, что завтра утром она внезапно закончится.

– И, – подытожил Бруно, – сделав круг, мы возвратились к началу: полагаться можно только на себя.

– С учетом всех факторов, – повторил Курт, оторвавшись, наконец, от игры и с усилием потерев лицо ладонями. – Темнеет, – вздохнул он. – Скоро ночь. Ты – спать; я останусь за часового первым, потом разбужу тебя. После очередь Яна.

– А что же наш неугомонный воитель?

– Я с превеликим удовольствием отстранил бы его от любого участия в этом деле полностью, однако это лишь растравит в нем его недовольство, которое – как знать, чем может выплеснуться… Ему оставим предутренние часы. Помимо всего прочего, в подобном распорядке есть и еще один plus: отдежурив до утра, следующие полдня он проспит и хотя бы какое-то время не будет путаться у меня под ногами… Партию перед сном?

– Одну, – предупредил Бруно, придвигаясь к доске ближе. – И только из сострадания к твоему мятущемуся духу. Покинуть тебя сейчас в столь угнетенном состоянии было бы крайне немилосердно.

– И несправедливо, – согласился Курт серьезно.

За игрой он почти не следил, без особенного усилия прореживая армию неприятеля; помощник передвигал фигурки лениво, не слишком раздумывая над ходами и явно не заботясь о выигрыше, исполняя обязанность противника лишь ради видимости. Сегодня, однако, напряженных баталий и не желалось – сейчас это апатичное перетаптывание с клетки на клетку было наилучшим фоном для мыслей, каковые, следовало признать, переминались так же вяло с ноги на ногу, точно позабывшие урок школяры. Сейчас эти мысли надлежало выстроить, наделить порядковыми номерами по степени значимости и вероятности воплощения и соотнести с предпринятыми мерами, убедившись в том, что сделано все возможное и ничего не упущено.

В существующем положении выбор средств был, в общем, невелик, и ничего, кроме уже совершенного, сделать было нельзя. Во владении Вольфа имелся старый охотничий лук, с которым тот временами охотился на кроликов, однако пребывало сие оружие в виде непотребном, ибо валялось позабытым уже второй год, да и прилагающиеся к нему стрелы не могли нанести сколь-нибудь серьезного вреда животному крупней собаки. В кладовой каморке Альфреда Велле обнаружились четыре некрупных волчьих капкана, используемые прежде по редкому случаю и позабытые; вряд ли эти ловушки могли нанести существенные раны ликантропу, хотя они были достаточно тяжелы и длиннозубы для того, чтобы доставить ему по меньшей мере основательные неудобства. После совещания с Ван Аленом, однако, идею окружить подходы к трактиру западнями было решено оставить: сугробы вздымались и перемещались, точно барханы в хорошую песчаную бурю, не оставляя надежными никакие ориентиры, и гораздо более допустимой в свете этого выглядела вероятность обнаружить в одном из капканов кого-то из постояльцев. Снабдиться подходящим к случаю оружием также не оказалось возможным – хваленая сталь высшего качества, предмет гордости майстера инквизитора с помощником и надменного странствующего воителя, сейчас была некстати; разумеется, и она все же имела свой смысл, однако лишь в том случае, если удастся отхватить нападающему конечность или снести голову. Чугунная утварь была сходу забракована: о том, что воздействие на ликантропов имеет лишь способное к окислению железо, Курт знал еще по опыту зондергруппы Конгрегации, с главой которой поддерживал в последнее время отношения постоянные, посему результаты ревизии привели к тому, с чего начали – единственным человеком, вооруженным в соответствии с обстановкой, был и остался Ян Ван Ален. Из недр своего походного мешка охотник добыл набор стрел к своему ручному арбалету, среди которых, как успел увидеть Курт, наличествовали и серебряные. «Стальные, – возразил тот, когда помощник осторожно подивился обеспеченности бродячего ловца живности. – Посеребрены. Решает сразу массу задач: экономит место в сумке – эти приспособлены для боя и с, к примеру, стригом, и с простым смертным тоже… да и стоит меньше. Ну, и смысла будет в серебряном заряде, если попадется стриг в доспехах?». «И часто доводилось встречаться со стригами?» – уточнил Курт, и тот вздохнул: «Да вот все жду».

Унылый юмор обстоятельств заключался в том, что, угрожай им сегодня стриг – и проблем было бы меньше. Как ни странно, с этим созданием, и более скоростным в сравнении с ликантропом, и более живучим, и оснащенным помимо когтей и клыков еще и психическими возможностями, от примитивного умения не дать себя увидеть до способности превратить человека в послушного раба – с ним совладать было бы куда как проще. Серебро, пресловутый чесночный сок, огонь, солнечный свет… Как показала упомянутая Ван Аленом ульмская история – даже освященные предметы нет-нет, да и имеют некоторое воздействие на отдельные разновидности стригов. По иронии судьбы, эта доисторическая блохастая псина является противником гораздо более опасным…

– Парень определенно тобой заинтересован, – заметил Курт негромко, с усилием отвлекшись от безрадостных мыслей. – Почуял родственную душу, не иначе.

Помощник удивленно вскинул взгляд, глядя на сумрачного Хагнера-младшего, идущего к их столу – на сей раз вместе с матерью.

– Может, исповеди возжелал? – усмехнулся Курт и воззрился с ожиданием, когда оба остановились подле, глядя в пол и переминаясь с ноги на ногу.