Внезапно раздался ужасающий грохот. По всей линии стен турки бросились в атаку, выкрикивая боевые кличи, а барабаны, трубы и флейты гнали их вперед. Христианские воины молча дожидались их, но, когда дозорные на башнях подали сигнал тревоги, церкви близ стен забили в колокола, и по всему городу церковь за церковью подхватывала тревожный набат, пока не затрезвонили все колокольни. В трех милях[75] оттуда, в соборе Святой Софии, верующие поняли, что битва началась. Все боеспособные мужчины вернулись на свои места, а женщины, включая монахинь, поспешили на стены, чтобы помогать им: подносить камни и балки для укреплений и ведра с водой, чтобы утолить жажду защитников. Старики и дети вышли из своих домов и столпились в церквях, веря, что святые и ангелы их защитят. Некоторые отправились в свои приходские церкви, другие стеклись в высокий храм Святой Феодосии у Золотого Рога. Во вторник был ее праздник, и здание украсили розами из садов и живых изгородей. Конечно, она не покинет в беде верующих в нее. Прочие же вернулись в великий собор, вспоминая старинное пророчество: пусть даже иноверцы проникнут в город, прямо в святой храм, но появится ангел Господень, прогонит их пылающим мечом и ввергнет в погибель. Все темные часы до рассвета верующие ждали и молились.

На стенах молиться было некогда. Султан тщательно продумал свои планы. Несмотря на высокомерные речи перед войсками, опыт научил его уважать врага. В этот раз он был намерен измотать противника, прежде чем рисковать жизнями своих лучших солдат в бою. Первыми он выслал вперед нерегулярные войска – башибузуков. Их были многие тысячи – искателей поживы со всех стран и народов, немало турок, но многие явились и из христианских стран: славяне, венгры, немцы, итальянцы и даже греки, готовые сражаться с единоверцами-христианами за султанские деньги и обещанную добычу. У большинства было собственное оружие, набор всевозможных скимитаров[76], пращей и луков и немного аркебуз, однако среди них раздали множество штурмовых лестниц. Это были ненадежные войска, превосходные в первом натиске, но легко поддававшиеся панике, если сразу же не добивались успеха. Зная их слабость, Мехмед поставил за ними ряд военной полиции с плетьми и дубинками, которые получили приказ гнать их вперед и наказывать и бить всех, кто дрогнет. За военной полицией шли янычары султана. Если бы какой-нибудь испуганный башибузук сумел пробиться за полицейский кордон, янычары зарубили бы его саблями.

Атака башибузуков началась по всей линии, но по-настоящему они наседали только в долине Ликоса. В других местах стены были слишком крепки, и их атаковали главным образом для того, чтобы отвлечь защитников и не дать им прийти на помощь товарищам на важнейшем участке. Там же шло яростное сражение. Башибузукам противостояли солдаты, намного лучше вооруженные и подготовленные, чем они; вдобавок им мешала собственная же численность. Они то и дело оказывались друг у друга на пути. Бросаемые в них камни убивали или выводили из строя многих за раз. Некоторые пытались отступить, но большинство продолжали напирать, приставляли лестницы к стенам и частоколу и взбирались на них, но их убивали, прежде чем они успевали добраться до самого верха. Джустиниани и его греки с итальянцами получили в свое распоряжение все мушкеты и кулеврины, которые только можно было отыскать в городе. Сам император пришел их воодушевить. Почти через два часа сражения Мехмед приказал башибузукам отступить. Противник сдержал и отразил их, но они сослужили свою службу и измотали его.

Некоторые из христиан уповали на то, что, возможно, это просто отдельная ночная атака, проверка силы, и все они надеялись хоть на короткую передышку. Но передышки им не дали. Защитникам едва хватило времени перестроиться и заменить балки и бочки с землей на частоколе, прежде чем пошла вторая атака. Полки анатолийских турок Исхака, которых легко было узнать по их особой форме и нагрудным пластинам, хлынули в долину с холма у гражданских ворот Святого Романа и развернулись лицом к частоколу. И снова церковные колокола возле стен затрезвонили сигнал тревоги. Но звон потонул в грохоте огромной пушки Урбана и ее товарок, когда они заново принялись обстреливать стены. Спустя несколько минут анатолийцы бросились на штурм. В отличие от нерегулярных войск, они были хорошо вооружены и дисциплинированы и все были ревностными мусульманами, которые стремились завоевать славу первого воина, вошедшего в христианский город. Под дикую какофонию труб и флейт, которые подстегивали их, они ринулись на частокол, взбираясь на плечи товарищей и силясь приставить лестницы к преграде и прорубить себе дорогу наверх. В слабом свете вспышек, когда луну то и дело затягивали облака, трудно было разглядеть, что происходит. Для анатолийцев, как и башибузуков до них, собственная численность была недостатком на таком узком фронте. А из-за дисциплины и упорства их потери становились только тяжелее, ибо защитники бросали в них камни и откидывали их лестницы или бились с ними в рукопашную. Примерно за час до рассвета, когда и вторая атака уже начала захлебываться, ядро из пушки Урбана попало прямо в частокол и разломало его на много ярдов в обе стороны. Щебень и земля взвились в воздух в клубах пыли, и черный пороховой дым ослепил защитников. Отряд в три сотни анатолийцев бросился вперед в проделанный пролом, крича: «Город наш!» Но христиане с императором во главе сомкнулись вокруг них, перебили большинство, а остальных заставили вернуться в ров. Это промедление привело анатолийцев в замешательство. Наступление было отозвано, и они вернулись на свои позиции. Под победные кличи обороняющиеся снова взялись ремонтировать частокол.

На других участках турки добились не большего успеха. Исхак сумел поддерживать достаточный напор вдоль южной части наземных стен, чтобы не дать обороне передвинуть людей в долину Ликоса, но, так как его лучшие войска ушли биться именно туда, не мог предпринять действенной атаки. Со стороны Мраморного моря Хамзе-бею с трудом удалось подвести корабли близко к берегу. Несколько десантных отрядов, которые он все же сумел высадить, были легко отброшены монахами, которым была поручена оборона, или шехзаде Орханом с его людьми. Вдоль всего Золотого Рога турки наносили отвлекающие удары, но не делали настоящих попыток штурма. У Влахернского квартала шел более ожесточенный бой. В низине у гавани войска, приведенные Заганосом по мосту, непрерывно продолжали атаковать, как и солдаты Караджа-паши выше на склоне. Но Минотто и его венецианцы смогли удержать свой участок стены против Заганоса, а братья Боккиарди – против Караджи.

Говорили, что провал анатолийцев привел султана в бешенство. Но вероятно, что их, как и башибузуков, он посылал для того, чтобы измотать врага, а не войти в город. Он обещал великую награду первому, кто пробьется за частокол, и хотел, чтобы эта честь выпала кому-то из янычар его любимого полка. Наконец наступило время пустить в бой и их. Султан нервничал, ведь, если они потерпят неудачу, он вряд ли будет в состоянии продолжать осаду. Он быстро отдал свои распоряжения. Прежде чем христиане успели передохнуть и починить частокол, им удалось закрыть разве что несколько проломов, на них обрушился град снарядов, стрел, дротиков, камней; а за этим градом беглым шагом наступали янычары, не бросаясь яростно вперед, как башибузуки и анатолийцы, а соблюдая идеальный боевой порядок, который не нарушали снаряды врага. Военная музыка, подгонявшая их вперед, гремела так оглушительно, что в перерывах между выстрелами пушек ее можно было слышать даже на другой стороне Босфора. Мехмед лично довел их до самого рва и стоял там, воодушевляя своими возгласами, пока они проходили мимо. Волна за волной эти свежие, превосходные и прекрасно вооруженные войска бросались на частокол, срывая бочки с землей, увенчивавшие его, разрубая балки, укреплявшие его, и приставляя лестницы там, где их нельзя было повалить, и каждая волна без паники прокладывала дорогу для следующей. Силы христиан были на исходе. Они бились уже более четырех часов, получив всего лишь минутную передышку, но бились отчаянно, зная, что, если уступят, их ждет конец. За их спинами в городе вновь звонили церковные колокола и громкие молитвы возносились к небесам.