Я зашелся в приступе смеха. Хватил через край. Он уже все понял, это было ясно.

— Нет, написать действительно стоит. Ладно, не буду тебя отвлекать. Ты явно чем-то занят…

— Нет, пап…

— Ха! — сказал Артур.

— Я лишь хотел сказать, что завтра буду в Питтсбурге. Я только что об этом узнал. Может быть, задержусь там на неделю. Можешь рассчитывать на несколько бесплатных обедов. И, пожалуй, на кино.

Я сказал, что буду ждать его, потом повесил трубку и вернулся на крыльцо.

— Ты что, школьник? Что случится, если он догадается, что ты под кайфом?

— Не знаю. — Я буквально свалился на ступеньку.

— Ты просто боишься. Тебе нельзя делать ничего, что могло бы его расстроить. Иначе тебя лишат довольствия.

— Нет, дело не в этом.

— Ты сам подумай: твоя специальность — экономика, а тебе следовало бы снимать фильмы, или путешествовать, или дегустировать еду в ресторанах, или заниматься еще чем-нибудь легкомысленным.

— Хватит.

— Ты живешь в Питтсбурге, а должен бы жить в Нью-Йорке, или Лос-Анджелесе, или Токио, или в другом легкомысленном месте.

— Хватит.

— Ты бросил сумасшедшую подружку и обзавелся еще одной, которая тоже не в своем уме, но хотя бы пользуется духами и губной помадой и сама зарабатывает себе на жизнь. Вся твоя жизнь проходит под лозунгом: «Папа, спасибо за наличные!»

— Ладно, хватит! — Я сжал челюсти и почувствовал, что дрожу. Мне хотелось ударить его по лицу, сломать этот прямой нос. Но потом я сконфузился и рассмеялся.

— Ладно.

Внезапно я почувствовал дикий голод.

Флокс оказалась первой, кто преодолел Стену.

Расставшись с Артуром, я весь день нервничал, думая, что ей сказать про сегодняшнее мое времяпрепровождение. Сочинял и мысленно проговаривал всякие полуправды, но она, позвонив вечером из дома, сразу лишила меня шанса соврать, что я был на работе. Она сказала, что заходила ко мне в магазин во время обеда и видела приклеенное к витрине объявление, что «Бордуок» закрыт из-за пожара.

— Ну, чем занимался?

— Да так, гулял.

— Артура видел? — Она стучала по трубке чем-то вроде карандаша. Она всегда так делала, когда нервничала.

— Да, я немного погулял с Артуром. Чуть-чуть.

— А… — Последовало длительное молчание. — Ну что ж. Приезжай, Арт. Скорее, — произнесла она наконец.

— В твоем голосе столько страсти!

— Собор моего сердца звенит ангельскими голосами.

— Боже, буду сию минуту!

— Вот и хорошо.

— Кстати, откуда это? — Я пытался запоминать ее высказывания и цитаты, которых было превеликое множество, будто намеревался превзойти Бартлета.[44]Моя любовь к ней (говорю вопреки предупреждению Кливленда) была похожа на познание, а не на соколиную охоту. Я старался познать тело и душу моей возлюбленной, которые у Флокс были пестры, как лоскутное одеяло, и бескрайни, как африканские пустыни.

— Это сказал один русский. Мне. Все, приезжай. — И она повесила трубку. Как в кино.

Я шел по тихим вечерним улицам, думая о холодном простом ужине и тихом сексе. Я чувствовал вину перед Флокс за проведенный с Артуром день и убеждал себя, что должен загладить прегрешение, весь вечер нашептывая ей на ухо приятные слова. Однако, придя к Флокс, я обнаружил, что у нее шумно и вкусно пахнет говядиной со специями. Музыкальный центр вкладывал в Вивальди или другую щебечущую музыку все децибелы, какие мог выдать; кухонная техника, казалось, перемалывает гравий; Аннет и две ее подружки, тоже медсестры, захватив гостиную, со смехом расплескивали по ковру слоновые порции дайкири. Я прокричал приветствие дамам и пошел на кухню, где Флокс сидела на корточках перед духовкой и протыкала что-то длинной вилкой.

На ней было лиловое мини-платье, которое открывало спину, так что в верхней части ее бедер прорисовывалась пикантная треугольная тень. Ее волосы были собраны в хвост, и несколько влажных прядок выбились из прически и прилипли к щекам. Она еще не видела меня. Тыльной стороной руки Флокс коснулась брови и, дунув вверх, поправила челку. Она была похожа на вспотевшего, улыбающегося кочегара возле топки. Мы обнялись, и мои руки скользнули под платье на талии, она захихикала.

— Здесь сумасшедший дом, — сказал я. — Ты потрясающе пахнешь.

— Я пахну как атлет. Знаю, мне очень жаль, но я понятия не имела, что у Аннет сегодня будут гости. Давай я хотя бы уменьшу звук проигрывателя.

Она вышла, а я сунул нос во все исходящие паром кастрюли и ткнул вилкой картошку, томящуюся в духовке, повредив ее хрустящую корочку. Этот роскошный ужин на четыре или пять месяцев опередил календарь: тушеное мясо, гора спаржи и печеная картошка — каждый клубень не меньше ботинка. Однако у меня хватило ума оставить при себе замечание, что достаточно было бы салата «от шефа» или обжаренных в масле овощей. В любом случае это был на редкость забавный выбор блюд для конца июля, и хотя я ел копченую лососину с рогаликом меньше трех часов назад, аппетит у меня разыгрался не на шутку. Когда Флокс убавила громкость, резкий белый шум, наполнявший каждый утолок квартиры, сменился зеленовато-голубым гулом женской болтовни и хихиканья.

Я ошивался на кухне, развлекая Флокс болтовней, пока она заканчивала с приготовлениями. Старательно избегая разговоров об Артуре, я взялся повествовать с большим усердием о великом задымлении в «Бордуок». А Флокс, поглощенная стряпней, не обращала на меня особого внимания. Сказание о пожаре помогло мне продержаться до того момента, когда мы сели ужинать на ветерке перед открытыми окнами.

— Да!.. Мне сегодня звонил отец, — опрометчиво поделился я новостями. — Он завтра приезжает в Питтсбург. Представляешь, он будет здесь целую неделю!

— Ах, Арт, как здорово! Я хочу с ним познакомиться!

Почему этим летом я так часто становился жертвой больших потрясений?

— Конечно, наверное. Разумеется, — промямлил я, разом потеряв интерес к еде.

— Меня же можно ему представить? Или нет?

— Ну, понимаешь, он приезжает по делу и, наверное, все время будет жутко занят. Трудно сказать, — попытался отыграть я.

— Но вечерами он не работает? Мы можем поужинать. — Она отложила вилку и уставилась мне прямо в глаза.

— Там будет видно.