— Только ты у меня и есть, мама. Только ты…

Она могла помочь только этим: пониманием и прощением. Сегодня ему ничего другого было и не надо.

Когда проснулся, не сразу сообразил, где находится и какое нынче число, месяц и год. По железному карнизу барабанил дождь.

«Весна? — удивился, глянув в окно. — Или уже осень?» Потом понял, что оттепель. Просто оттепель. Небо было серым, настроение соответствующее. Будущее в таком же тумане, как и нынче утром окрестные дома. Мать с утра говорила только о пустяках, не затрагивая больного, Илья думал о своем. Когда часов в двенадцать позвонили в дверь, невольно вздрогнул.

«Тамара? Пришла? Как это некстати…» К встрече с женой он еще был не готов. Им нечего сказать друг другу.

— Илья дома? — Голос мужской. И негромко: — Как он?

Вскоре в комнату заглянула мать:

— Илюша, ты не спишь? К тебе Никита пришел.

Гость уже на пороге. Улыбается, как будто ничего не случилось. Никита. Друг.

Они служили вместе вот уже три года, одновременно получили квартиры, в одном доме. Оба были неженаты. Вместе пили пиво после работы, обсуждали начальство и собственные перспективы. Илья никак не мог понять, что мешает во время этих бесед быть до конца откровенным. Но какая-то тень между ним и Никитой стояла. Может быть, тень зависти? И вот сегодня утром этот человек пришел его навестить. Не кто-то другой, а именно Никита. Что, ошибался на его счет? Нет никакой тени. Никита улыбается искренне:

— Здорово, друг! Отпустили? Рад за тебя!

Пожал протянутую руку. Поинтересовался вяло:

— А ты почему не на службе?

— У меня дела в Москве. Решил заехать, узнать, как ты. Слух прошел, что тебя отпустили. Мужики переживают.

— Тебя что, послали ко гробу с соболезнованиями? — усмехнулся невесело.

— К какому еще гробу? — оторопел Никита.

— Моего семейного счастья. На похороны не позову, не обольщайся. На такое зрелище друзей не созывают. Это тебе не свадьба.

— Ладно, не хандри. — И поскольку хозяйка дома, стоя на пороге, внимательно прислушивалась к разговору, Никита попросил: — Чайку бы. Не угостите? На улице-то что творится? Прямо весна! Ноги промокли.

— Я сейчас, сейчас, — засуетилась мать и исчезла. Никита тут же принялся выговаривать:

— Ее-то хоть пожалей. Ты как о гробе заговорил, аж в лице изменилась. Отпустили тебя? Отпустили. И с женой наладится. А у тебя и впрямь будто похороны.

— Яну убили. А она была мне не чужой.

— Брось. О себе надо подумать. Могу я чем-нибудь помочь? Может, нужны свидетельские показания? Ты только скажи. Мы все готовы подтвердить, что ты в Яну не стрелял. Это могла быть роковая случайность.

— Экспертиза показала, что стреляли не из моего пистолета. Я ее не убивал. Ни намеренно, ни случайно.

— Это, конечно, здорово, что экспертиза, — напряженным голосом сказал Никита. — Но у нас в гарнизоне черт знает что творится. Твоей персоной милиция интересуется. Затребовали личное дело, дошло до высокого начальства. С армией тебе придется завязать.

— Невелика потеря, — отмахнулся Илья.

— Ну как знаешь. Все еще рассчитываешь на тестя?

Илье показалось, что на лице у друга промелькнула тень. Как только речь зашла о Папе.

— Я хочу все начать сначала. С чистого листа. А под покровительством Владислава Александровича или без… Не имеет никакого значения.

— Завидую твоей решимости, — усмехнулся друг. — Но такими связями не бросаются. Учти. Дело-то еще не закрыто. Я тебе хотел сказать, что опрашивают всех. И тех, кто был на свадьбе, и тех, кто не был. Ищут пистолет. У тебя ведь был еще один «Макаров»?

— Был.

— И они это знают. Так что ты учти…

— Что учесть?

Возникла неловкая пауза. Илья никак не мог понять: зачем пришел? Предупредить? Выходит, в его виновности никто не сомневается. По логике именно он должен был хотеть смерти Яны. И его надо не оправдать, а выгородить.

— А вот и чаек готов! — Мать принесла в комнату поднос. — Илюша, ты бы позавтракал.

— Мама, зачем? — Вспомнил ужин в кабинете у тестя и невольно поморщился. Барские замашки! — Мы и на кухне могли бы позавтракать.

— Ничего, ничего. Там отец, а вам поговорить надо. Я мешать не буду.

Она оставила на столе поднос и ушла. Никита взял чашку, отхлебнул, кивнул одобрительно:

— Крепкий. И горячий. Хорошо!

— Но как я мог подменить оружие после выстрела? Как? Ведь все на меня смотрели!

— Ты кинул пистолет в снег. Туда никто не смотрел.

— Значит, кто-то его оттуда взял и подложил другой. Из которого Яну не убивали. Целый заговор! Но это же смешно!

— Не знаю, не знаю. Послушай, у тебя ключи от ее квартиры есть?

— Ключи? Какие ключи? Зачем?

— Может, там есть вещи, которые надо забрать? Твои вещи?

— Улики предлагаешь поискать? Но там же милиция все обыскала!

— Милиция была занята опросом свидетелей и поиском оружия. У меня, например, ракетницу отобрали.

— Ракетницу? Какую ракетницу? Я не помню, чтобы у тебя в руках была…

— Была. Они проверили все оружие. А пистолета, из которого убили Яну, не нашли. Испарился.

— Откуда ты знаешь?

— Но раз и сейчас ищут, значит, не нашли? Вот это уже смешно. Куча мужиков палили в воздух, на балконе труп, в нем пуля, которая ни из одного пистолета не была выпущена. Смешно!

— На что ты намекаешь?

— Да ни на что!

Илья задумался. В самом деле: нелепость какая-то! В тот день все были уверены в одном: он убил Яну. Другой версии у следствия не возникло. Вся королевская рать кинулась отрабатывать ее, да и сейчас еще этим занимается. Результат баллистической экспертизы их просто ошеломил! Но почему сейчас не пересмотреть дело? Такое ощущение, что следствие ведут спустя рукава. Не хотят замечать очевидного. Неужели всемогущая Папина рука? И кого она топит? Надо зайти к Яне в квартиру. Никита прав.

— Впрочем, есть там одна вещица. Она мне нужна. Пойдешь со мной?

— На стреме постоять? Забавно. Но ради дружбы…

— Вот именно. Ради дружбы.

Почему следователь не поинтересовался, есть ли у него ключ от квартиры Яны? А ключ-то был! И появился у него, когда все уже было решено. Только Яна не хотела этого понять. А он не мог не взять у нее ключ. Еще одна нелепость. Накануне свадьбы произошло последнее их объяснение. И, решив переночевать у родителей, пришел сюда, в эту комнату и кинул ключ в стеклянную вазочку. Прихватив свитер, сказал Никите: