Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Абигейл, — его голос стал мягким, почти нежным, — я прошу тебя подняться в мою квартиру, где мы в спокойной обстановке можем поговорить как цивилизованные люди.
Она промолчала.
В безмолвной тишине они оба стояли в лифте, пока он поднимал их на нужный этаж. Ник все больше уходил в себя, все глубже погружался в угрюмое, мрачное молчание. Его, обычно искрящиеся, голубые глаза совсем потухли.
Когда он открыл перед ней дверь и подтолкнул ее в свое холостяцкое обиталище, она так и ахнула. В отличие от непритязательного во всех отношениях коттеджа, здесь все поражало роскошью. Бежевые и кремовые тона, преобладающие в отделке интерьера, обилие натурального светлого дерева, кожаный диван и хрустальная люстра — все говорило о том, что здесь жил тот самый, настоящий Ник Грант, богатый, знаменитый и очень, очень преуспевающий представитель канадского зрелищного бизнеса.
Скромное, но уютное убежище близ Валливью в провинции Альберта, в котором они с Ником провели несколько незабываемых романтических дней и ночей, никогда еще не вспоминалось ей в таком иллюзорном и ирреальном свете, как в эту минуту.
— Не хочешь чего-нибудь выпить?
Абигейл автоматически покачала головой.
Хотя она знала, что между их разрывом и алкоголем никакой связи не было, тем не менее, внутреннее чутье подсказывало ей, что перед предстоящим разговором, ради которого они сюда приехали, лучше не пить. И вообще, голова всегда должна оставаться ясной, и ее нужно тщательно оберегать от всего, что может утяжелять, запутывать мысли, которые и без того находились сейчас далеко не в идеальном состоянии.
Ник достал из буфета бокал и плеснул себе бренди. Поскольку он продолжал молчать, Абигейл попыталась аргументировать свою непричастность к бульварному репортажу. В конце концов, именно из-за этого он ее сюда привез.
— Ник, — сказала она, — ведь ты же знаешь, должен знать, что я никогда и ни за что не стану раскрывать твою личную тайну газетам. Для меня это все равно, что предать анафеме саму себя.
Отпив большой глоток из бокала, он пристально посмотрел на нее и спросил:
— А почему я должен верить тебе?
— Потому что я говорю правду.
— Неужели?
— Разумеется! Если хочешь знать, я сразу перестала даже замечать твой шрам. Может быть, потому что, подобно твоим волосам или глазам, он стал теперь частью тебя... Ник, я ни с кем никогда не говорила о твоем шраме. Как не говорила о том, что провела с тобой несколько дней в коттедже... Для меня это святая тайна, в которую я не собираюсь никого посвящать, тем более газетчиков.
— А почему бы и нет?
Потому что я люблю тебя, неужели ты этого не чувствуешь, в отчаянии думала она. Но из-за того, что он смотрел на нее исподлобья, как разозленный волк, она не смогла произнести эти слова признания вслух и лишь сказала:
— Потому что ты мне не безразличен.
— Не безразличен? — Его черные брови резко сдвинулись, голубые глаза сверкнули. — О да, не безразличен. Допустим. Был небезразличен. Но только на то время, пока тебе это было выгодно, пока ты пользовалась мной в свое удовольствие. Когда же у меня в очередной раз стряслось что-то — тебя и след простыл. Ищи ветра в поле.
— Нет! Я просто ничего не знала!
Как он мог обвинять ее в бегстве? Разве не он сам вынудил ее покинуть его? Этот дикий выпад против нее из-за какой-то коробки...
— Нет?
Вдруг он сделал резкое движение в ее сторону, Абигейл отпрянула в испуге, ее сумка вылетела из рук и шлепнулась на пол. При ударе о твердую поверхность застежки сумки раскрылись, и почти все ее содержимое вывалилось на ковер. Абигейл вскрикнула, быстро опустилась на колени и стала торопливо собирать рассыпавшиеся предметы.
— Я помогу тебе, — сказал Ник и тотчас присоединился к ней, присев рядом на корточки.
Неожиданно оба увидели белый конверт — и их руки одновременно потянулись к нему. Но мужские пальцы оказались проворнее.
— Отдай мне этот конверт! — попросила Абигейл, чуть ли не паническим голосом.
И тут же поняла, что допустила ошибку. Ее мгновенная реакция, встревоженный тон и мелькнувшее беспокойство в глазах, сразу привлекли его внимание. Ему стало ясно, что в руках у него оказались какие-то важные бумаги. Сердце Абигейл сжалось, когда она увидела, как он нахмурился, перевернул конверт и прочел адрес. Его адрес.
— Что это?
— Поздравительная открытка ко дню рождения. — Теперь уже не было смысла утаивать факт, открывшийся сам по себе. — Я... С днем рождения, Ник. Ведь он у тебя сегодня.
На миг что-то изменилось в его лице — оно осталось жестоким, грубым и в то же время стало таким открытым, таким беззащитным, что ей мучительно захотелось прикоснуться к нему...
— Но ты не отправила ее.
— Я подумала, что, возможно, было бы лучше не...
— Не отправлять ее? — Он смотрел на свою фамилию на конверте, не решаясь поднять глаза на Абигейл. — Но почему ты вообще решила написать мне?
Неожиданно Ник встал, протянул ей руку и помог тоже подняться с ковра. Вопрос, который она вслед за этим услышала, прозвучал довольно резко, в лоб и не имел никакого отношения к мелкому инциденту с сумочкой:
— Абигейл, у тебя все в порядке?
— Да, конечно. А что?
— Поверь, как правило, я не совершаю безответственных шагов. Но в тот первый раз, когда мы...
И тут ее осенило. Спрашивая, все ли у нее было«в порядке», он имел в виду ее физиологическое состояние. В те дни, в коттедже, когда их отношения приближались к критической черте, он всегда настаивал на использовании противозачаточных средств. Но когда они эту черту перешли в первый раз, их взаимное желание, страсть, взаимное притяжение друг к другу оказались настолько сильными и всепоглощающими, что оба, напрочь, забыли о каком-то там предохранении.
— Не волнуйся, я не беременна. Ты это хотел узнать?
Разумеется, он хотел все сохранить в тайне. Никаких отголосков или последствий, никакой утечки информации, которую злые языки могли бы донести до скандальных борзописцев.
— Ты разговаривала с Брайаном?
— Да.
— И сказала, что не сможешь выйти за него замуж? — Она молча кивнула, и он задал следующий вопрос: — Разговор был... очень тяжелым?
— Очень. — Его сочувствующий тон оказался для нее настолько неожиданным, что ей ничего не оставалось, как отвечать начистоту. — Если хочешь знать, я не получила от этого разговора никакого удовольствия. С другой стороны, я знала, что никогда не принесла бы ему счастья, так что у меня не было другого выхода.
— А как насчет своего счастья?
— С Брайаном я никогда не была бы счастлива.