Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А эти…
…Хотя вчера, повторюсь, там и вправду было – просто нереально холодно и промозгло.
– Ну вот, – вздыхает. – А потом Серега Швецов банку положил. Они обратно и рванули. И – два встречных потока…
– И что?! – напряжение, кажется, уже звенит в воздухе.
Он опять разливает.
Уже по четвертой, так, на секундочку.
– И все, – морщится, глядя в стакан. – Ступени – обледенелые. Менты для своего удобства часть выходов перекрыли на хер. Давка. Больше шестидесяти человек только трупов. Раненых – «скорые» не справлялись. Из наших: Серега, Вовка, Мишаня. И…
У него перехватывает горло.
Я понимаю…
…Она ему – всегда нравилась.
И он ей.
Хоть и был наш Боб конкретным реальным мажором, а она – девочкой из обычной рабочей семьи.
Но дело – даже не в этом.
У их отношений не было обозримого будущего: ее парень был нашим хорошим товарищем.
Он-то нас с ней и познакомил.
А в те времена увести у своего друга девчонку старомодно считалось подлостью.
Я, кстати, – и до сих пор так считаю.
Но я сам из тех, ранешних времен, мне простительно…
…А тогда ребятам только и оставалось, как переглядываться и робко улыбаться друг другу.
А теперь – и улыбаться-то больше некому…
– Это точно?! – кричу шепотом.
Он медленно кивает.
Он не может не знать – у него мама на телевидении…
…Водка медленно тянется по пищеводу, и мне почему-то хочется поскорее проблеваться.
Но я – пока просто закусываю.
Маленькой розовой долькой маринованного кавказского чеснока.
А потом – меня все-таки выворачивает.
К счастью, успеваю перегнуться через перила, и содержимое желудка летит не на площадку, где мы находимся, а на улицу, – вниз, в грязный осенний снег.
Вытираю рот скомканным носовым платком, закуриваю новую сигарету.
Оборачиваюсь.
Он – как-то удивительно, прозрачно спокоен.
Как человек, только что принявший какое-то очень важное для себя, нужное, хотя и тяжелое решение.
– Мы сейчас вот эту бутылку добьем, – говорит, чуть растягивая слова и разливая остатки по лафитникам, – и ты иди, Дим. Возьми еще одну бутылку себе, и иди. Просто ты мне уже помог, а сейчас мне лучше будет одному побыть. Извини…
…Когда я уходил в сторону метро, я пару раз все-таки оглянулся: на его кособоко поблескивающую стеклышками очков худую нескладную фигуру на вершине сложенной из ошкуренной и лакированной, калиброванной древесины высокой башенки веселого детского городка.
Боялся, как бы он какую глупость не учинил.
Но – обошлось.
Он и сейчас в порядке, наш Боб, мы даже изредка видимся.
Изредка – не потому, что не хочется.
Просто так получилось, что он стал крупным бизнесменом, и у него постоянно не хватает времени.
Вообще.
Ответственный человек.
При этом – по-прежнему приятный в общении, и, как и раньше, готовый в любой момент прийти на помощь.
Даже если его об этом никто и не просит.
В общем, – насквозь положительный персонаж.
Вот только – на футбол не ходит.
Никогда.
И даже – по телевизору не смотрит.
А еще, говорят, – пьет много, но это-то как раз и не удивительно: с личной жизнью моему другу Борьке, увы, абсолютно не повезло.
Три раза был женат, и все три – удивительно неудачно.
И детей у него нет.
Такие дела…
…А тогда я медленно доплелся до Елисеевского, где добавил к выделенной Бобом бутылке еще одну «Пшеничную» и пару «Токая», спустился в подземный переход, нашел свободный телефон-автомат, и, немного подумав, набрал Дашку.
– Привет, – говорю, – Хиппуха. Ты дома?
– А ты куда звонишь?! – хмыкают мне из трубки сонным уютным голосом.
Я – тоже хмыкаю.
Но как-то невесело.
– Ну, тогда жди, – говорю, – сейчас приеду.
И, не слушая потенциальных возражений, немедленно кладу трубку. После чего поднимаюсь наверх и шаркаю ногами в сторону Ленкома, где останавливается идущий в сторону ее дома троллейбус…
…У Дашки дома пахло крепким табаком, дорогими духами и недавно выставленным за дверь мужчиной.
Видимо, непосредственно перед моим приходом выгнала.
Я уже как-то объяснял – почему.
Я поставил водку на стол, дождался, пока она сварит крепкий ароматный кофе в большой медной родительской турке, разлил и все рассказал.
Мы выпили и помолчали, а потом Хиппуха отправилась за гитарой.
Она всегда была умницей, Дашка.
Поэтому и пела в тот раз не мои литературные потуги и не свои довольно скромные, врать не буду, стихотворные опыты.
Дашка пела Лорку.
…Город имбирных башен,
Мускуса и печали,
В тоске о морской прохладе.
Ты спишь,
Разбросав по камню
Не знавшие гребня пряди… Ну почему же ты больше не поешь своих песен, Хиппуха?
Ну, блядь, почему?!
…Каждый раз, когда я приезжаю в этот небольшой городок на Черноморском побережье, я селюсь в один и тот же отель, метрах в четырехстах от набережной.
Привык.
А привычка – большое дело.
Хихикаю с очень похожими друг на друга и, кажется, никогда не меняющимися девчонками на ресепшене, закидываю вещи в номер и не торопясь спускаюсь к морю.
Где поворачиваю налево и иду километра с полтора вдоль берега, мимо гнущихся от промозглого ветра несчастных зимних пальм, по выложенной крупной брусчаткой дорожке в одно и то же, слишком хорошо знакомое мне маленькое кафе на пустынном пляже.
Дело в том, что приезжаю сюда я исключительно зимой, в межсезонье.
В сезон здесь, во-первых, не протолкнуться от потных, загорелых и почему-то безумно шумных провинциальных тел.
А во-вторых, бизнес с местными гостиницами лучше вести именно тогда, когда они стоят совершенно пустыми.
Летом-то, когда они переполнены, их хозяева впадают в неуместный пафос, и им кажется, что они вполне могут без тебя обойтись.
Без тебя, без твоей фирмы, вообще без всех тех, благодаря кому они и стоят забитыми до отказа.