Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть пули в нагане.
И надо успеть сразиться с врагами
и песню допеть.
В удачу поверьте - и дело с концом.
Да здравствует ветер, который в лицо!
…который в лицо… - тяжело пыхтел рядом со мной соратник – какая песня… боевая!
Пригорочек, с которого мы так интенсивно спускались, наконец, закончился. Темп нашего бега также изменился. То есть я хочу сказать, что мы со Стефаном, как двуногие, смогли совершить подобный манёвр достаточно свободно. Чего нельзя сказать о наших лошадях, которых тянул за собой за узду Стефан, иногда покрикивая на Чернушку за её медлительность.
Забегая вперёд, скажу, что уж лучше бы моя лошадь и дальше придерживалась столь же неторопливой манеры передвижения. Поскольку всё случившееся было по её вине.
-Да пош-евеливай-тесь, вы, кары небесные! - Натужно сопя, Стефан дёргал за узду животин, заставляя тех двигаться быстрее. Скорее всего, случилось так, что Чернушка в определённый момент времени просто очень сильно психанула, поскольку устала от постоянных понуканий.
Она собрала всё свою лошадью волю в кулак, и под конец пригорочка перешла в галоп. Но вот остановиться вовремя не смогла, так получилось, что её задние ноги обогнали передние, и Чернушка перекувыркнулась через голову, разметала копыта в разные стороны, и успокоилась только лишь тогда, когда со всей дури приложила Стефана своим пузом об землю. Грохот был знатный!
«Смешались в кучу люди, кони» - вот первая мысль, что меня посетила после того, как улеглась пыль от феерического спуска наших животных. Конь Стефана иногда дёргал ногами, силясь встать. Сама виновница местного ДТП таких попыток не предпринимала. К нам со всех сторон бежали на выручку крестьяне, что завидели нашу беду. И дед Лука с Милуном в авангарде, которые явно выигрывали этот забег.
С мыслей о лошадиных бедах я плавно перешла к поискам от них пострадавших. В данном конкретном случае это был Стефан, которого я отыскала в нескольких метрах, лежащего в пыли без движения.
Паника захлестнула меня с головой! Все мысли перемешались в голове. Ноги подкосились, и я присела в пыль рядышком с ним. На первый взгляд видимых повреждений не наблюдалось, но я была убеждена, что решение полежать на земле Стефан принял не по своей воле.
Ноги отказались меня слушаться, поэтому я подползла к пострадавшему вплотную, тихонько подвывая от ужаса и безнадёги. Стефан выглядел плохо. Точнее говоря, очень плохо! А ещё точнее – просто фигово! Парню нужна была немедленная квалифицированная медицинская помощь. Я дрожащими руками потрогала кузена за плечо, не рискуя переворачивать его для того, чтобы обозреть вероятные повреждения! От страха на меня напала икота, я просто сидела в пыли и ждала, когда до нас добегут люди во главе с дедом Лукой.
Милун деловито наклонился рядом со Стефаном и недрогнувшей рукой ощупал голову и шею потерпевшего. Я с ужасом ждала вердикта местного Гиппократа, уже не веря в счастливый исход, поскольку Стефан лежал без движения и никак не реагировал на внешние раздражители.
Собравшиеся люди ахами и охами способствовали проведению реанимационных процедур. И делали это до того самого момента, покуда дед Лука не приложил своей палкой по спине особо ретивых медбратов. Очень быстро крестьяне подались назад и позволили Милуну приподнять Стефана.
- Осмотреть молодого господина надобно – прогудел сынок деда Луки, на что последний бодро закивал головой.
- Давай до околицы дойдём. Там в доме у Савы и осмотрим, да поживее давай! – старик озабоченно сжал губы.
Подчиняясь суровому распоряжению отца, Милун подхватил пациента на руки и понёс, выставив руки вперёд для недопущения ещё большего повреждения во время переноски нашего болезного! Дед повернулся ко мне и сообщил, что дом Савы – ближайший к нам, и Стефану, безусловно, будет оказана всяческая помощь. Я молча стучала зубами от ужаса.
В моём воспалённом мозгу проносились картины одна ужаснее другой, и поделать с этим я ничего не могла. Размер моего стресса был колоссальным, однако я позволила себе поинтересоваться у Милуна о возможности вызова лекаря для пострадавшего.
- Ежели совсем худо будет, то всенепременно приведём его, а ежели спасти можно будет, так и паниковать не след!
Я немного опешила от мнения местного контингента о врачевателях, но возразить не посмела, и всю оставшуюся дорогу до дома Савы предпочла молчать! Между тем, вышеречённый Сава, вероятнее всего, уже прослышал о случившейся трагедии. Во всяком случае, нам навстречу уже спешил упитанный мужичок в чистой одежде, весьма напоминавший мне добропорядочного бюргера. Впрочем, все детали были рассмотрены мной заметно позже, ну а пока единственное, что меня могло волновать – здоровье моего кузена, что по-прежнему лежал без чувств.
- Семин-заступник! Страсти-то какие! – весьма эмоционально приветствовал бюргер нашу делегацию, попутно открывая ворота настежь. Зашедши сам и запустив нас в ограду своего дома, он резко закрыл ворота, оставив зрителей напряжённо всматриваться на происходящее в щелки забора.
Сава был по профессии, судя по - всему, мебельщик, поскольку в его ограде, тут и там, стояли основы под шкаф, этакие узкие шкафчики без дверок. В один из них Стефана и положили для будущего более качественного осмотра.
Милун опытным движением медбрата осмотрел затылок Стефана, бормоча про - себя нечто успокоительное. Очевидно, потенциальный медицинский работник не обнаружил серьёзных травм. Он перебинтовал голову моему кузену подвернувшейся под руку лентой с красивым орнаментом.
- Сава! Принеси настой лизихитона. Надобно господина молодого в сознание приводить! – пожав могучими плечами, сообщил Милун.
На это Сава метнулся куда-то и приволок здоровенную склянку с притёртой пробкой. По знаку деда Луки мы все дружно отошли на несколько шагов, а сам, значит, местный дохтур, глубоко вздохнув, резко выдернул пробку и сунул склянку аккурат под нос потерпевшего.
Очи Стефана распахнулись неожиданно широко и вполне осознанно. Раздался мучительный стон, а после – душевные ругательства. Ничего удивительного – учитывая безумную вонь, что донеслась до нашего носа. Каково было в этот момент болезному, я старалась не представлять. Эмоциональные высказывания моего дорогого родственника были в достаточной степени наполнены экспрессией. Ничто не могло доставить мне большего счастья, чем осознание того факта, что
