Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дети замолчали.
Эбби чихнула и, утерев нос платком, поднялась. Чем скорее они уедут, тем легче им будет, решила она.
— Вечером сложите свои чемоданы. Мы уедем рано утром вместе с Элисон.
Сойер сидел в одиночестве за обеденным столом рядом с нетронутой едой. Обычно, когда Чарльз возвращался из своих поездок, они весь вечер, а то и ночь проводили за разговорами.
Но не сегодня.
Из-за вмешательства Чарльза, из-за того, что он уговорил Эбби уехать, братья крупно поссорились. Они расстались, злясь друг на Друга.
Даже сейчас у него не укладывалось в голове, как брат, которому он доверил бы свою жизнь, мог так предать его.
Сойер искренне желал, чтобы Чарльз на собственном опыте испытал, что значит любить и не иметь возможности быть вместе с любимой женщиной. А он любит ее, черт возьми.
После того как Сойер встретил Эбби, он все время мыслями возвращался к отцу, его переживаниям, когда мать объявила, что хочет уехать. Вскоре она собрала чемоданы и вернулась в Англию с Кристианом.
Сойер был еще совсем мальчишкой, но прекрасно помнил день отъезда матери. Отец молча отвез ее на аэродром и наблюдал, как взлетал самолет. Даже теперь Сойер не мог до конца понять, что за отношения были у его родителей. Он всегда чувствовал, что мать глубоко несчастна, и, будучи ребенком, уже понимал, что она не похожа на других женщин в Хард-Лаке. Она говорила с акцентом и всегда держалась особняком. Насколько он знал, Перл была ее единственной подругой. Другие женщины часто встречались в клубе и школе, но Эллен никогда не звали.
Это всегда немного смущало мальчика. Он предпочел бы, чтобы она больше походила на матерей его приятелей. Казалось, единственное, что она действительно любит, — это свои книги. И — о, ирония судьбы! — именно эти книги привели в Хард-Лак и Эбби. А теперь, как когда-то отцу, ему придется идти на аэродром и наблюдать, как навсегда исчезает женщина, которую он любил. А затем он так же, как отец, скорее всего, напьется вдребезги.
Отодвинув нетронутую тарелку, Сойер встал, вошел в гостиную и уставился в окно. Эбби была рядом, прямо напротив через улицу, но с таким же успехом она могла быть на другом конце земли.
Желание пойти к ней и высказать все, что у него на сердце, было подобно неутихающему, грызущему голоду. Если бы был хоть малейший шанс, что она выслушает его, он бы решился.
Уголком глаза Сойер наблюдал, как Скотт подвел к дому велосипед. Мальчик бросил его на землю и так сильно пнул ногой, что Сойер вздрогнул. Сначала мать, теперь сын. Тяжело вздохнув, он открыл дверь и вышел на крыльцо.
— Что-то не так, сынок?
— Я вам не сынок! — выкрикнул Скотт.
— Что случилось?
Мальчик опять пнул велосипед.
— Можете забрать свой противный старый велосипед. Мне он не нужен. Он никогда мне не нравился!
— Спасибо, что возвращаешь, — без всякого выражения проговорил Сойер. В отличие от него Скотт не мог сдержать боли и гнева, переполнявших его. Не зная, как вести себя дальше, Сойер поднялся по ступеням. — Не поможешь мне убрать его?
— Нет.
Он наклонился, чтобы поднять велосипед, и в тот же момент почувствовал, как на него посыпались удары и пинки. Это было не больно, однако очень неожиданно.
— Ты заставил маму плакать! — кричал Скотт. — Теперь нам придется уехать!
Сойер пытался уклониться от сыпавшихся на него ударов маленьких кулаков и бешеных пинков. Несколько раз ботинок Скотта чуть не угодил ему в подбородок. Бросив велосипед, он обхватил мальчика руками, прижал к себе и опустился на колени. Скотт уже не мог больше сдерживаться и, открыто и громко всхлипывая, рыдал.
Сердце Сойера разрывалось. Потерять Эбби было уже страшно, но потерять еще и детей — эта мысль была просто непереносима.
За то недолгое время, что они прожили в Хард-Лаке, Скотт и Сьюзен успели полностью завоевать его сердце. Он уже не мог себе представить, что утром мальчик не зайдет к нему и не попросит отпустить с ним пса. Да и Сьюзен… Ее широкая улыбка, милое хихиканье, умение всегда найти способ обвести его вокруг своего маленького пальчика…
— Мне очень жаль, что мама из-за меня плакала, — шептал Сойер снова и снова, хотя было ясно, что мальчик не слышит его. Судорожно всхлипывая, он спрятал лицо на плече у Сойера. Вскоре его маленькие ручки обвились вокруг шеи Сойера, и он так тесно прижался к нему, словно никогда не хотел отпускать.
— Велосипед у тебя вовсе не плохой, — пробормотал он.
— Я знаю.
— Нам пришлось сложить чемоданы, — проговорил Скотт. — Мама сказала за обедом, что мы улетаем рано утром.
— Знаю. — Он даже не пытался скрыть горечи.
Скотт поднял голову и опухшими от слез глазами уставился на Сойера.
— Ты знаешь? Сойер кивнул.
— И ты собираешься вот так просто нас отпустить, даже не простившись?
— Я хотел пойти утром на летное поле и проводить вас, — объяснил Сойер. А потом молча стоять и смотреть на улетающий самолет. У него не было выбора. Что еще он мог сделать?
— Мы со Сьюзен не хотим уезжать. Сойер вздрогнул от слабой надежды. Может, дети преуспеют там, где он потерпел столь сокрушительную неудачу?
— Вы сказали об этом маме?
На глаза мальчика опять навернулись слезы.
— От этого она заплакала еще сильнее. Я думал, ты любишь маму, и Сьюзен, и меня.
— Так и есть, Скотт, даже больше, чем ты думаешь.
Мальчик слегка отстранился.
— Так почему же мама хочет поскорее уехать и почему ты отпускаешь ее?
— Потому что… — Сойер никак не мог найти нужных слов. — Иногда очень трудно понять, особенно когда тебе только девять и…
— Я не смогу этого понять, даже когда мне будет… ну, даже сорок.
Сойер невольно улыбнулся.
— Хотелось бы мне и самому это понять. — Он потрепал мальчика по волосам. — Хочешь, мы еще поговорим об этом?
— Нет, — потряс головой Скотт. Он вытер ладонью глаза, повернулся и побежал прочь так быстро, как только позволяли ему ноги.
Сердце Сойера разрывалось, ему страстно хотелось догнать ребенка и поклясться, что он сделает все, чтобы уговорить Эбби остаться. Все что угодно. Но вместо этого он продолжал стоять, молча глядя вслед ее убегающему сыну. И даже не заметил, что к нему направляется Митч. В ответ на приветствие он поднял руку и слабо улыбнулся. Было ясно, что страж порядка заглянул к нему не по какому-то официальному делу. Спокойный и мягкий человек, Митч был лучшим полицейским, которого когда-либо имел город, но сейчас Сойеру нужен был не полицейский.
— Послушай, ты, гляжу, что-то совсем скис, — заметил Митч, подходя ближе.