— Скажи ему, что я тоже не могу полагаться на свое сердце.

Слишком поздно. Тадд замечает просвет, кажущийся ему достаточным для проезда, и протискивается мимо соседней машины — зеленый платок повисает на искореженном ухе, когда водитель вздымает обе руки, чтобы погрозить нам вслед кулаками — но Тадду все нипочем: у него все под контролем. Он раскладывает мятую карту на приборной доске, одновременно смотрит на дорогу, разглядывает собственное отражение в зеркальце, давит на клаксон и выскакивает на противоположную полосу навстречу огромному фургону, битком набитому мебелью и с медной кроватью на капоте... /Далее текст неразборчив/

20 октября. Двадцатое воскресенье после Троицы, через несколько минут после рассвета, но еще до завтрака... в шезлонге на берегу купальни.

Накануне вечером Джекки устроил скандал из-за того, что администрация не могла дозвониться до Джэна Веннера, и нам до сих пор не предоставили отдельных номеров. Он оказался настолько красноречивым, что мы тут же выехали из нашего прекрасного номера и получили по раздевалке у купальни, которые вообще не приспособлены для жилья — цементные стены, жесткая лежанка, отсутствие окон и горячей воды, причем — за те же деньги, что и наш предыдущий номер. Но Джекки с ума сходил от того, что после всего этого кофе и пакистанского гашиша я шастаю по ночам...

Я откатываю шезлонг от края купальни туда, откуда видна Великая пирамида. На утреннем небе громоздятся грозовые тучи. Вокруг царит такая тишина, что я слышу крик ворон, кружащих над вершиной пирамиды — дюжина черных точек вертится над длинным деревянным шестом, обозначающим место, где должна была бы находиться вершина, если бы замковый камень свода был на месте. Они отлично проводят время, то падая вниз, то взмывая вверх. Наверное, это еще лучше, чем кофе по-турецки. На кирлиановских снимках моделей пирамид видно, как из их вершин выходят силовые потоки, напоминающие вулканы, изрыгающие чистую энергию.

Существует сотня легенд о таинственных вещах, происходящих на вершине пирамиды: о начинающих безумно вращаться стрелках компаса, искрящемся вине и отлетающей в наручных часах радиевой краске, которая кристаллизируется внутри, напоминая зеленый песок. До отъезда надо будет все это проверить...

Вчера мы впервые не были на Великих пирамидах с тех пор, как покинули Каир. Я решил, что сконцентрирую все свое внимание на Ризе и не стану совершать свойственную туристам ошибку и пытаться увидеть все.

Однако вчера, несмотря на мою решимость, нас, к нашему же несчастью, вынудили увидеть это «все». Тадд оказался столь же полезным и надежным, как карта Марага.

Как только мы отъехали от гостиницы на достаточное расстояние, он лишился способности понимать английскую речь, а после того, как понял, что Джекки и Малдун не склонны восхвалять его прорыв сквозь затор машин, и вовсе погрузился в мрачную задумчивость, которую те были не в состоянии преодолеть. На каждую просьбу снизить скорость он отвечал: «Миш фахим абадан».

— Что это означает?

— Это означает «Я не понимаю», — выкрикнул Джекки. — Но на самом деле он хочет этим сказать, что мы его оскорбили! И теперь он нас похитит.

Тадд на полной скорости повернул направо, и, оставив сзади запруженный машинами Бульвар пирамид, мы оказались на узкой дороге, покрытой щебнем, справа от которой высились тенистые эвкалипты, а слева простирался широкий ирригационный канал, заполненный тощими коровами и остовами машин. И теперь, избавившись от надоедливого транспорта, Тадд почувствовал, что ему ничто не мешает, за исключением незначительных препятствий в лице детей, ослов и куриц.

— Тадд... — я попытался вступить в контакт, пользуясь наиболее универсальной частотой, — старая куча верблюжьего дерьма, ты едешь слишком быстро!

— И слишком далеко, — добавил Малдун, почесывая в затылке, — кажется, он собирается отвезти нас в Сахару к Ступенчатой пирамиде.

— Ну, этот чертов Мараг меня достал!

— Ты имеешь в виду Марвина? — Джекки, сидящий на переднем сиденье, хватает с приборной доски карту. — А может, все так и должно быть. Видите, на этой карте изображен не Зосер, а какое-то место за ним, которое называется Туннелями Сераписа. Может, он решил, что это не Серапис, а серафим, то есть ангел?

Мы оставляем попытки вступить в переговоры с Таддом. Джекки говорит, что все наши крики только усугубляют положение, а Малдун добавляет, что в любом случае нам будет полезно взглянуть на Сахару. Чтобы ощутить перспективу.

— Ступенчатая пирамида считается старейшей прародительницей всех остальных пирамид. На нее стоит посмотреть. Очень одухотворенное строение.

— А вы сами видели этот Ангельский туннель?

— Туннель Сераписа? Да, я ходил по нему со студентами. Это очень... как это говорится? — круто.

Проехав двадцать миль вдоль канала, мы еще раз поворачиваем направо и начинаем удаляться от узкой долины Нила в сторону еще одного известнякового плато. Когда мы поднимаемся на перевал, вдали за безбрежным морем песка открывается группа пирамид Гизы, которые блестят на солнце как маркерные маяки. С другой стороны и на гораздо более близком расстоянии виднеется ступенчатое строение царя Зосера.

— Время оставило на нем свой тяжелый отпечаток, — замечает Малдун. — Один студент в нашем университете устроил представление под названием «Египет Теннесси» и спел песню, посвященную этой гробнице, в которой назвал ее «старой ободранной пирамидой».

Тадд испытывает такую гордость за свою великолепную езду, что к нему даже возвращается способность понимать собеседников, и Малдун уговаривает его свернуть и подъехать поближе. Мы проходим через отреставрированные храмовые ворота и направляемся к полуразрушенному строению.

— Говорят, что она была построена для царя Зосера архитектором по имени Имхотеп. За пятьдесят лет до возведения Великой пирамиды.

Трудно себе представить, что это примитивное нагромождение камней всего на пятьдесят лет старше шедевра, созданного в Гизе, но еще труднее допустить, что оно на пять тысяч лет моложе даты, определяемой Кайсом.

Малдун отводит нас к остроконечному каменному возвышению с задней стороны пирамиды, встав на которое можно заглянуть внутрь сквозь двухдюймовое отверстие. В глубине помещения сидит каменное изваяние, напоминающее астронавта, готовящегося к запуску в космос.

Малдун рассказывает о том, что, по мнению специалистов, к основной гробнице постоянно добавлялись новые крылья, которые высились друг над другом все уменьшавшимися террасами. «Говорят, что увидевшие ее подрядчики Хуфу решили заполнить ступени и выстроить Великую пирамиду для своего начальника».

Потом он проводит нас вниз в прекрасные алебастровые покои, стены которых от пола до потолка покрыты картинками, изображающими сцены быта египтян пять тысяч лет тому назад. Здесь представлены пашущие и жнущие крестьяне, этапы наказания преступника, совершившего кражу, рыбаки, забрасывающие с лодок сеть, а также подводные обитатели во всех подробностях — одни кажутся знакомыми, другие уже давно исчезли с лица Земли.