– До меня эти слухи доходили, – обеспокоенно признала Джэни. – Это ведь приводит к воровству и небрежности рабочих. Если они не получают вознаграждения за хорошо раскопанное помещение, оставаясь только на поденной оплате, зачем им действовать осторожно или вести аккуратные записи? Если торговцы Варгус обращаются с ними, как с рабами, то с чего им вести себя как-то иначе? Но я слышала и то, что говорят сами татуированные. Мы пообещали им, что примем их хорошо и сделаем своими. Что они смогут работать, иметь свой дом и получат право голоса в определении своих судеб. Что они станут здесь полноправными гражданами и смогут жить рядом с нами, вступать в брак с исконными жителями и, как мы надеялись, производить на свет здоровых детей, чтобы заново заселять наши города. Это я давала им эти обещания. – Она с горечью покачала головой. – И мы видим, к чему это нас привело. Такие торговцы, как семейство Варгус, плохо к ним относятся и готовы допускать только к тяжелой работе. В ответ на это многие татуированные обособились. Они не выходят из своих районов города, не участвуют в ремонте дорог и мостов общего пользования. Они вступают в брак только с такими же, как они, и рожают массу детей, тогда как наше население продолжает уменьшаться. Они живут на много десятков лет дольше, чем мы. И они не уважают наших обычаев. А это ведет к еще большему недовольству, так как семейства Дождевых чащоб опасаются, что они их вытеснят. – Она испустила еще более тяжелый вздох и добавила: – Это я подала идею привезти их сюда. В мрачные дни войны с Калсидой это казалось блестящей идеей, которая принесла бы благо всем нам. Когда я сказала им, что они смогут жить среди нас, где татуировка на лице не будет позорным клеймом, а просто отметиной на коже, я думала, что они сживутся с теми изменениями, которые вызывают у нас Дождевые чащобы. Я думала, что они будут понимать: это все поверхностное.

– Но все получилось не совсем так, – согласилась Малта. Она услышала в голосе Джэни ноты раскаяния. Этот разговор был ей хорошо знаком: свекровь не в первый раз вспоминала, что было договорено, и пыталась понять, что пошло не так. Малта взяла из груды вещей пару чулок и медленно скатала их в шарик. – Джэни, ты не виновата. В тот момент это решение казалось блестящим и для них, и для нас. Ты вела переговоры честно, и никто не может винить тебя, пусть даже все получилось не так, как ты планировала. Мы не можем насильно заставить их к нам присоединиться. Но мы все знаем, что со временем они это сделают. Дождевые чащобы уже коснулись некоторых из них, хоть и не так сильно, как давних поселенцев. Некоторые из татуированных, попавших сюда взрослыми, с годами начали покрываться чешуей, а их молодежь – даже сильнее. Их дети появляются на свет с медными отблесками в глазах и с той сверкающей кожей, которая обещает со временем бугриться. Их дети станут жителями Дождевых чащоб, хотят они того или нет.

Малта надежно уперлась ступнями в пол и встала. Ее поясница протестующе заныла, и она машинально прижала ладони к животу, поддерживая своего растущего младенца.

Джэни улыбнулась:

– Как и твой ребенок, Малта Вестрит Хупрус.

Улыбка у Малты получилась довольно бледной. Она поспешно отвернулась, чтобы бросить свернутые чулки в сундук, а потом снова прошла к шкафу за зимним плащом, который следовало добавить к уже уложенным вещам. Глаза у нее защипало от слез, и ей не хотелось, чтобы мать Рэйна их увидела.

Джэни тихо проговорила:

– Порой, когда делишься опасениями или горем, они становятся меньше.

– А! – откликнулась Малта, стараясь, чтобы ее слова прозвучали спокойно. Ее попытка не удалась: у нее перехватило горло. – Просто дело в том, что мне сказала повитуха, когда я вчера к ней ходила.

– Коули – одна из лучших наших повитух. Она уже много лет помогает роженицам.

– Знаю. Просто иногда она говорит так резко! Насчет наших шансов. Насчет того, что она о нас думает из-за того, что мы вообще решились завести ребенка. – Малта залезла в шкаф и нашла тот плащ, который решила взять. Он был алым, с бархатной подкладкой, которая приятно ласкала кожу. Она прижала его к щеке. – Она сказала, что мы можем надеяться на лучшее, но должны готовиться к худшему. Что нам уже сейчас надо решить, что мы сделаем, если ребенок родится, но окажется настолько сильно измененным, что вряд ли выживет. – Она попыталась справиться со своим дрожащим голосом. – Если я захочу, она может придавить ребенка подушкой или утопить в теплой воде перед тем, как отдать на съедение диким зверям. Она может показать его нам мертвым, чтобы мы с ним попрощались. Или же мы можем поручить повитухе унести его сразу же, самой всем распорядиться и больше никогда о нем не упоминать. Если я приму такое решение, то нам даже не нужно знать, начал ли младенец дышать или родился мертвым. – Несмотря на все ее усилия, голос у нее дрожал. – Она сказала, что только мать имеет право делать этот выбор. Но я не могу, Джэни! Не могу! А каждый раз, когда я к ней прихожу, она требует от меня ответа. – Малта прижала к себе плащ, словно это был младенец, которого у нее вот-вот должны были вырвать из рук. – Не могу!

– Это – ее работа, – мягко сказала Джэни. – Она делает ее много лет, и это заставило ее немного очерстветь. Не слушай ее слова. Мы платим Коули за ее руки и умения, а не за ее мнения.

– Знаю, – еле слышно выдохнула Малта.

Ей не хотелось даже думать о том, что еще говорила ей эта пессимистично настроенная старуха. Пусть она и хорошая повитуха, но при этом она подлая и озлобившаяся старая баба, у которой нет живых потомков. Те ее слова были настолько жестокими, что она не желала повторять их своему мужу или свекрови. «Он не имел права пытаться завести ребенка: у его брата Бендира уже есть наследник. Зачем вам понадобился ребенок? Вы же знаете, что младенец будет чудовищем. Все твои недоношенные и мертворожденные дети были чудовищами».

Эти слова трудно было игнорировать: ведь она знала, что это действительно так!

Малта проглотила рыдание. «Прекрати глупить!» Все говорят, что беременные не могут справляться с эмоциями. Надо сосредоточиться на делах. Укладывать вещи. Она заставила себя аккуратно свернуть плащ и положила его в сундук. Она едет в Кассарик со своим мужем Рэйном. И его сестра Тилламон составит им компанию, чтобы погостить у друзей детства, которые переехали туда. Их ждет славное однодневное плаванье вверх по реке. У нее будет приятная возможность на время выбраться из дома и целый день провести с Рэйном. Надо взять теплый плащ: на реке будет ветрено и дождливо.

Рядом с красным зимним плащом висел еще один, не менее любимый – черный с летящими драконами, вышитыми зелеными, синими и красными нитками. Этот подарок она получила от одного джамелийского ткача в те дни, когда они с Рэйном были гостями сатрапа Джамелии, который принимал их с почетом, как «короля» и «королеву» Старших. Может быть, они действительно Старшие: драконица Тинталья называла их именно так. Однако драконы не честнее людей и говорят то, что им в этот момент захотелось. Бывали дни, когда она сомневалась в собственном статусе Старшей. Возможно, они с Рэйном и даже Сельден просто были изменены Дождевыми чащобами и оказались удачливее других, потому что эти изменения придали им необычную красоту. Ну… может, они действительно Старшие. Но они никогда не были королем и королевой чего бы то ни было – это были просто мальчишеские фантазии сатрапа.