Так вот, я утверждаю совершенно убежденно, что песня — это абсолютно необходимая, жизненно необходимая составляющая духовного бытия России, средоточие и основа нашей отечественной культуры. Начиная с древнего «песнотворца» Бояна, жившего тысячелетие назад и, конечно, недаром оставшегося в народной памяти, вплоть до времен, которые мы с вами застали, было именно так, чему имеется неисчислимое множество свидетельств. Достаточно отметить, что звучащая родная песня, возвышая и объединяя людей, превращает их в народ. Не только песня, разумеется, но она — непременно, обязательно…

Вик. К. Значит, если сегодня эту основу подрывают, то под угрозой существование народа?

Вад. К. Вполне можно так говорить. Просто тревог у нас нынче настолько много, что эта закрывается другими, кому-то может показаться (и кажется), что она вовсе не среди самых главных. Но я-то считаю иначе: без песни, как без воздуха, мы в конце концов задохнемся.

Вик. К. В принципе я согласен с вами. Более того, нередко прямо-таки физически ощущаю: задыхаюсь! Однако, согласитесь, нельзя сказать, что все в нашей стране или хотя бы большинство испытывают подобное ощущение от создаваемого духовного вакуума.

Вот вы написали: «И точно так же, как мы не «ценим» воздух, пока не начинаем задыхаться, мы не осознаем безусловную необходимость и ценность песни — по крайней мере, до момента, когда она начинает исчезать…» Но ведь момент этот настал, она исчезает!

Почему же «мы» (а «мы» в данном случае — это, наверное, народ или какая-то преобладающая его часть) не задыхаемся? Почему многие, если не большинство, даже не чувствуют нехватки духовного кислорода? Может быть, суррогат воздуха — та развлекательная псевдокультура, о которой вы сами пишете и которая буквально заполонила ныне телеэкран и радиоэфир, эстраду и театральную сцену, оказывается не только приемлемым заменителем для массового потребления, но даже весьма желанным и вполне удовлетворяющим большинство? И жить, оказывается, можно, да еще и радоваться при этом…

Что это — современный наркоз? Или опять срабатывает давно известный девиз «Хлеба и зрелищ!», исходящий, как всегда, от непритязательной в духовном смысле массы?

Вад. К. Это, безусловно, имеет место быть. Как и некое подобие наркоза с использованием различных современных средств, что мы тоже имеем возможность наблюдать. Во всем этом, я думаю, есть своя политика, и она действует соответствующим образом.

Впрочем, в статье моей про создавшийся или, точнее, созданный парадокс написано. Ведь если одни с огромной тревогой вопрошают: «Где песня? Почему она исчезает?», то другие по поводу такого вопроса могут лишь недоумевать. Чем, дескать, недовольны, если песен полным-полно? В самом деле, ведь и на телеэкранах, и в залах, и даже на площадях, в том числе на Красной площади, вовсю звучат поющие кумиры и так называемые группы, вызывая бурный восторг юной толпы.

Ясно, есть песня — и «песня». Одну, относящуюся по природе своей к истинной, настоящей культуре, заменяют, как вы точно выразились, суррогатом. Это очень большая тема — как рождаются и, главное, как внедряются такие «заменители», я здесь не могу считать себя авторитетным знатоком. Однако факт бесспорен.

Вик. К. В чем, на ваш взгляд, коренное различие подлинной, то есть одухотворенной, культуры и псевдокультуры, о которой мы сейчас говорим?

Вад. К. Функция последней, как я пытаюсь доказать, в основном «развлекательная». Она не приобщает человека величию его исторического и вселенского бытия, не требует никаких усилий ума и души для переживания истинных основ и ценностей человеческой жизни в духовном смысле, а сводится лишь к пассивному, расслабленному восприятию очередной «моды».

Вот сейчас неспроста, конечно, приобрело такое широкое употребление это словечко — «расслабиться». Да что там, глава государства заявляет, что ему в храме — «комфортно»! Он, значит, во время литургии ничего не переживает, только испытывает «комфортное», удобное физическое состояние от того самого «расслабления», которое теперь, выходит, для многих и есть наивысшая искомая ценность жизни. Гедонизм, стремление к удовольствию вместе с повышенным себялюбием становятся своего рода жизненной программой. Она может и не излагаться как программа, но утверждается, внедряется господствующими отношениями в обществе и, конечно, преимущественным направлением в сфере культуры.

Вик. К. Вернемся к собственно песне. Хоть я и моложе вас на пять лет, но здесь у нас немало общих воспоминаний. Война… У меня все время звучит в душе то, что слышалось из радиорепродуктора в военные и первые послевоенные годы. Даже в этом детском возрасте было понятно: решается судьба страны. И вот песни — старинные русские, современные советские, которые мы слышали по радио каждый день, они (это мое тогдашнее чувство, а не возникшее позднее!) вместе с великой классической музыкой и высочайшим искусством художественного слова, которые тоже каждодневно доносило до народа радио, необыкновенно помогали стране устоять. Вы стопроцентно правы: «Не будет выдумкой утверждение, что защитой была в то время и песня — как для нас, так и для всей России». Но, может быть, теперь песня в том высоком смысле не нужна потому, что России не нужна защита?

Вад. К. Защита стране, в том числе духовная, требуется всегда. Духовное разоружение грозит смертельными опасностями. А военные годы мы вспоминаем в связи с песней по абсолютно понятной причине: в такое критическое время особенно очевидными становятся ценности истинные и мнимые. Если тогда, в детстве нашем, мы даже и не думали об этом, то уж не чувствовать-то было нельзя. Потому и восхищались — настоящим, и пели — настоящее.

Я в статье вспомнил, как мы, пятиклассники московской школы № 16, едем на грузовике за дровами — и поем. Пели и по ходу этой тяжелой для нас работы…

Вик. К. У меня в рязанской деревне было точно так же!

Вад. К. Еще важнее то, что песня жила на фронте, о чем мы узнаем из множества различных военных мемуаров. У маршала Жукова были любимые песни войны. Отвечая на вопрос о наиболее ценимых из них, он назвал «Вставай, страна огромная…», «Дороги» и «Соловьи». Сказал, что это бессмертные песни, потому что в них отразилась большая душа народа. Свои любимые и самые любимые среди песенных сочинений военного времени были, я уверен, и у каждого солдата.

Вик. К. А вы какие выделяете?

Вад. К. Кроме названных Георгием Константиновичем, «В лесу прифронтовом», «Огонек» и «Враги сожгли родную хату» Михаила Исаковского, «На солнечной поляночке» и «Давно мы дома не были» Алексея Фатьянова, «В землянке» Алексея Суркова, «Случайный вальс» Евгения Долматовского, «Темная ночь» Владимира Агатова… Обратите внимание, эти песни даже не столько о войне, сколько о спасаемом ею мире, о спасаемой дорогой сердцу жизни во всей ее полноте — от родного дома и любимой жены или девушки до желтого березового листа и поющих соловьев. Для нас во время войны в полном смысле решался вопрос жизни и смерти, что нашло отражение в тех песнях.

Вик. К. По-моему, они изумительны и совершенно уникальны, несравнимы ни с какими другими…