Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чуть в стороне от алого гриба – бледно-розовая пирамида недавно отстроенного Сексодрома в Нагатинской пойме: здесь найдешь все, чего требует изнеженная плоть: пышные бульвары с высокооплачиваемыми жрицами свободной любви, уютные стрип-бары и салоны для самоуслаждения и, конечно же, тематические парки для заказных оргий с декорациями Древнего Рима и Вавилона, Содома и Гоморры, Парижа времен Людовика XV и ельцинского Петербурга… На площади Свободы – величественный храм Афродиты Пандемос, а чуть к западу светлеют чистенькие белоснежные корпуса Центрального Абортария: день и ночь здесь трудятся сотни медиков, ежедневно уничтожая от трех до шести тысяч вредных болезнетворных человеческих зародышей, нарушающих права женщин на свободную счастливую жизнь, а также оказывая гражданам бесплатную помощь по стерилизации и физическому наращиванию органов.
А вот и знаменитый Дворец Ужаса, утопающий в искусственной зелени Нескучного сада – вот уж где действительно нескучно: десятки талантливых актеров, загримированных под маньяков и мумий, таятся в черных зарослях, среди разрытых могил и развалин. Мумифицированные кошки и жестокие клоуны, безумные хирурги и гадкие полуметровые личинки – любитель острых ощущений найдет здесь развлечение по вкусу. Можно остановиться в отеле «Калифорния», чтобы обнаружить в постели змеиное гнездо, а в тарелке – чей-то оторванный палец; можно наняться на работу к графу Дракуле и попробовать вкус настоящей крови, а сколько милых забав таят тенистые беседки и хрустальные павильоны, пыточные камеры и заброшенные котельные, полуразрушенные склепы и мавзолеи!
По левую руку сияет и светится чудесный, похожий на остекленевшую вспышку салюта, шоппинг-центр на Дорогомиловской, построенный еще при консуле Лютере Пробе и так полюбившийся москвичкам. Двадцать этажей под землей и четырнадцать прозрачных башен, взлетевших в небо как иглы гигантского кристалла – настоящий рай для тех, кто охвачен покупательской лихорадкой, страстью выбирать, примеривать и приобретать. Многие проводят в шоппинг-центре им. Лютера Проба половину жизни, благо в любое время для покупателей доступны гостиничные номера на любой вкус; согласно статистике, более 8,5 процента москвичей постоянно живут в торговых комплексах: спят, обедают, знакомятся, проводят досуг и – даже умирают среди витрин, манекенов и демонстрационных стендов.
Сразу за шоппинг-центром – Галерея модных искусств имени Марата Хельмана с ее уникальной коллекцией человеческих экскрементов, далее, на другом берегу Центрального арыка – миниатюрная (всего 20 метров в высоту), но такая изящная и исполненная глубокого смысла статуя Фаллоса Арбатского в обрамлении анимированных бюстов (и торсов) великих поэтов человечества, в разное время воспевавших идею Плодородия и Свободно Ориентированной Любви.
Еще дальше сквозь таинственную синеву непременного московского смога уже можно разглядеть симпатичный «Пузырь», как его называют горожане, – древнее здание МИДа, одну из трех сталинских высоток, сохранившихся до наших дней. Это небольшое здание сильно пострадало от землетрясений и в 30-х годах было перестроено, а еще двадцать лет спустя – увенчано огромным шаром из монолитного металлопластика, в котором на пятидесяти этажах в современных офисах с прозрачными стенами, полами и потолками разместились сотни частных фирм, контор и общественных организаций.
Красноватый холм вон там – это мемориал на Поклонной горе: этот оригинальный по творческому замыслу и исполнению мраморный памятник в виде огромного перезревшего фурункула посвящен светлой памяти всех борцов за права человека, в разное время населявших Землю. Совсем вдали – как призрак, утопающий по пояс в синем мареве отработанных газов, сгущающихся над Садовым Кольцом, подобно северному сиянию мерцает небоскреб Евразийской штаб-квартиры Голоса Глобальной Справедливости, подмявший под свое массивное основание добрую треть старого города от проспекта Анны Карениной и улицы Л. Т. Стого до Буль-кольца с его незабываемыми кислотными фонтанами и веселым студенческим кварталом «Каннабис» в районе бывшего факультета журналистики.
Рикша пролетел по мосту слишком быстро. Мост закончился, скучные жилые небоскребы на Спортивной вытянулись в шеренгу, заслоняя великолепный вид: со стен домов и с панелей шумореза в лицо квестору замелькала однообразная серо-голубая реклама: мускулистый древнегреческий воин в камуфлированном Мужском корсете «Гераклипс». Квестор уныло моргнул, отклеил щеку от пластикового окошка, нехотя покосился на пирамиду с видеокнигами в углу кабинки. Книги были грязноватые, захватанные пальцами тысяч пассажиров – однако Литот чувствовал, что ему надо хоть ненадолго отвлечься от навязчивых мыслей о проклятой башне в Тупике Гуманизма, об убитой старухе с девичьим лицом, о таинственных сбоях в системе идентификации…
Литот наугад достал крупную и тяжелую книгу в строгом розовом переплете с золотым тиснением. «Только не детектив, ну пожалуйста», – успел просительно загадать сыщик. Это оказался один из последних томов «Релятивной истории человечества» Айзека Моратория Кегля, известного последователя классической хоменковской школы. Литот разогнул пыльный том, весивший добрых полкило, и уставился в оживший экран, где уже высветилось название книгофильма:
«Ассоциация имени Хоменко и Фонд классических исследований бытия
представляют: Том четвертый: «Кто похитил историю?»
Квестор не любил экранизированные книги, поэтому он привычно переключился в текстовый формат. Лениво скользя глазами по буквам, впустил в сознание половину абзаца:
«…следует привести несколько неопровержимых доказательств того, что Москва издревле была сугубо мусульманским городом. Учитывая, что Косово – это всего лишь сокращенный вариант названия старинной московской улицы Рокоссовского, можно предположить, что мощнейшая албанская диаспора не только существовала в российской столице в 2000—2001 годах, но и с оружием в руках сражалась за национальную автономию. В сущности, мифический город Приштина, о котором встречаем множество упоминаний в американских летописных источниках конца двадцатого столетия, есть не что иное, как улица Пришвина в Москве, где происходили погромы албанского населения».
Занятно, подумал квестор и, нажимая кнопочку, пролистал еще несколько страниц.
«Шредер и Ширак есть, безусловно, одно и то же имя известного европейского деятеля, произносимое по-разному у германцев и галлов. В России этого легендарного политика называли Шойгу, в Корее – До-Ширак, в Италии в его честь был даже назван целый город – Ширакузы. Устаревший русский глагол „ширнуться“ и производное от него существительное „ширево“ также намекают на особую роль Шредера-Ширака в прокладывании основных магистралей наркотрафика из Афганистана в Западную Европу. В то же время, совершенно очевидно, что мифический президент Ельцин – не кто иной, как Оскар Фельцман, выдающийся деятель русской культуры, который был избран главой государства на выборах 1996 года и проработал весь первый срок в маске Бориса Эль Цина».
Квестору надоело вглядываться в пыльный экран учебника, он захлопнул его и поставил на место. Старуха с румяным лицом, рослая ведьма с синими глазами, прикидывающаяся немощной пенсионеркой – вот что волновало Порфирия все более. Ведь он собственноручно засадил ей капсулу между лопаток! Куда она подевалась из оцепленного здания? Почему штурмовики не нашли в ее странной квартирке ни тела самой хозяйки, ни беспризорного ребенка, который должен был валяться там, обкуренный ароматами «Майской ночи»?