Нашло на Манюськина эдакое лихачество совместно с помутнением рассудка, и брякнул в сердцах отчаянно:

– Оформляйте люкс!

Поднялись Манюськины на второй этаж и подали талоны дежурной.

– Ай да Танюха! Ай да молодец! – завосхищалась дежурная. – Двести одиннадцатый умудрилась сдать!

– Вы чего это? – опять насторожился Манюськин, и у него заскребли на душе кошки.

– Да это я так, – объяснила старушка-дежурная. – Профессиональные размышления. Вы идите, милые, идите, располагайтесь!

Ошеломил люкс Манюськиных. Тут и спальня с торшерами, и диваны и прочие принадлежности.

– Ну и ну! Вот это красота! – заахала Манюськина.

– А ты – к бабке! – передразнил ее гордый Манюськин.

– И даже трюмо, – захихикала, порозовев от удовольствия, Манюськина. – И во сколько ж это все встанет? – поинтересовалась она и, узнав, заголосила, запричитала, чем не на шутку испугала старушку-дежурную и взволновала бежавших к автобусу туристов.

Ну да делать нечего! Погоревала Манюськина и успокоилась. Только Санька сидит на диване мрачней тучи.

– Ты чего это, сынок? – поинтересовалась Манюськина, разбирая вещи.

– Точно! Выгонят нас отсюда, как пить дать, – объяснил ей не по годам рассудительный Санька. – Я в кино точно такое видел. По ошибке нас сюда определили!

– Ты чего говоришь, сынок? – стала успокаивать его Манюськина. – Папанька все уплатил, как положено. А ты – "выгонят"!

– Вот я ему "леща" дам, тогда поймет, как дурить! – пообещал Манюськин, который по-прежнему находился немного на взводе по поводу своего героического поступка.

Зажили Манюськины шикарно. Вот только утром Манюськин немного осрамился. Выскочил в коридор, помчался умывальник искать. Забыл, что все в номере, и напоролся на иностранных гостей, у которых и попытался все выяснить. Но те его почему-то не поняли, а ласково улыбались и лопотали по-своему:

– Туалетто, туалетто!

– Ты бы хоть рубашку набросил! Небось не дома, – попилила его Манюськина.

– Странное дело, мать! Я им по-ихнему, а они ни бум-бум, – удивленно поделился с ней Манюськин.

– Слышала я все! Слышала! И немудрено. Ведь это ж турки! А ты с ними по-итальянски. Как же они тебя понять-то смогут?

Сама Манюськина говорила легко на всех языках, чем вызывала у Манюськина изрядную зависть.

– А чего? – поясняла ему Манюськина. – Курлыкай по-ихнему и все дела!

Особенно Манюськиной нравилось обсуждать достопримечательности с японцами. И так они сошлись друг с дружкой, что даже обменялись на память фотографиями. Манюськина на фоне восходящего солнца выходит из уха Ивана Иваныча и японцы гурьбой около своей Фудзиямы.

Вот только по вечерам Манюськина сильно раздражало автомобильное гудение. Окна их номера выходили на автостоянку, и Манюськин не раз вспоминал Танюху и даже решил ей какую-нибудь каверзу учинить. Однажды особенно надрывалась одна машинка. Манюськин не выдержал и говорит:

– Не мешало бы проучить этого бестолкового владельца! А то весь изгазовался!

Саньке два раза повторять не надо, только намекни. Прицелился и метнул из окна яйцо в легковушку! А это Глобовы. Узнали, что Манюськины поехали отдыхать, и тоже решили двинуть. А Глобов – водитель неопытный, вот и изгазовался весь! И вдруг на тебе! Хрясть! И потекло по лобовому стеклу что-то желтое.

"Ну и порядочки здесь! – думают Глобовы. – Жаль, не заметили, с какого этажа хулиганят!" Вышли из тачки и смотрят внимательно по этажам. А тут как раз шведы высунулись, решили проветриться и улыбаются приветливо. "Неужели иностранная публика?!" – изумились Глобовы, но выяснять отношения не стали, побоялись дипломатических осложнений.

Потом уже Глобовы тоже сняли номер-люкс и вместе с Манюськиными стали осматривать достопримечательности. Правда, вскорости всем домой захотелось. Манюськина по дочке соскучилась и даже свекровь стала вспоминать без прежнего душевного неудобства.

КРАТКАЯ ПРЕДЫСТОРИЯ

Манюськин всегда-то был без тормозов. А в молодости особенно. В общем, взял он мотоцикл. Хозяин его в магазин ненадолго отлучился. Решил Манюськин свою будущую супругу прокатить с ветерком. Конечно, они тогда и не предполагали ничего о будущей совместной жизни. Каждый был сам по себе. И все бы обошлось по-хорошему. Покатал бы Манюськин свою будущую Манюськину, а возможно, и не будущую, если бы тогда все по-другому обернулось, да и поставил мотоциклетку обратно к магазину. Но не повезло, а может, повезло. Кто его знает…

Короче, врезался Манюськин в дерево со всего разгона. Но не зря говорили, что Манюськин в рубашке родился. Ему и будущей Манюськиной хоть бы что! А мотоциклетка вдребезги!

Времена тогда были крутые. Суд. Загремел Манюськин по полной. Ну а перед отбытием пожалела его Манюськина. И уже когда он срок мотал, родился у нее Санька. Точная копия Манюськина, так что ни у кого никаких сомнений не оставалось. А то бы замучили разговорами, сплетнями да пересудами.

Освободили Манюськина за примерное поведение досрочно, за два дня до звонка. Но прописать обратно, не прописали. Теперь-то об этом можно вслух говорить, ничего особенного, не секрет. Много было в то время беззакония и самоуправства. А на местах особенно. Стали они мыкаться по углам. К чести Манюськина будь сказано, сыночка признал сразу. Правда, походил прежде по соседям, интересовался, не был ли у нее кто за время его отсутствия. Соседи бы и рады сбрехнуть, да язык не повернулся оговорить человека. Да и за Манюськину боялись, знали, что он без тормозов. В общем, скитались они, скитались. Пока кто-то в очереди не надоумил, что можно приспособиться и временно, конечно, устроиться в чьих-нибудь ушах. Ну тут уж особого ума не надо, чтобы понять, в каких лучше. Разумеется, в просторных и чтоб принадлежали они какому-нибудь большому начальнику.

Определились Манюськины поначалу на постой к Степан Иванычу. И приступил Манюськин к индивидуальной трудовой деятельности. Естественно, тогда он и понятия не имел о таком названии. В этом смысле он намного опередил перестройку. Занялся он миниатюрным кузнечным делом. На жизнь хватало. Плюс лечение в Четвертом управлении. Но это так, к слову. Это, конечно, Степан Иваныч там лечился. Но Манюськины всегда отмечали этот факт в разговорах со своими друзьями Глобовыми. И те им очень завидовали. Сами Манюськины, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, ничем, прости господи, не болели.

Вот такая, можно сказать, запоздалая предыстория. А то у многих возник вопрос, как Манюськины очутились в каких-то ушах. Даже некоторые сильно квалифицированные люди задавались этим вопросом. Теперь все это не секрет, теперь об этом можно в открытую, потому что на дворе сейчас гласность.

МАНЮСЬКИН И ВЫБОРЫ

Перед выходом закона о выборах Манюськин две ночи не спал, так волновался. И когда, наконец, закон опубликовали, торжественно заявил домочадцам:

– Все! Баста! Пришел и на нашу улицу праздник! Буду баллотироваться!

– Ой, господи! Что ж это делается?! –