нападением. Но парадокс в том, что, пытаясь спровоцировать правительство СССР на преждевременное объявление мобилизации и тем выставить нас перед миром нарушителями пакта о ненападении и агрессорами, немцы подсовывали через нашу агентуру в качестве таких сроков конец мая – первую половину июня вплоть до 15-го числа этого месяца. В директиве начальника штаба ОКВ фельдмаршала Кейтеля № 050/41 от 15 февраля 1941 г. одним из основных каналов дезинформации определялся дипломатический, по которому начальник разведки и контрразведки:

«…руководит также передачей целесообразных дезинформационных сведений атташе в нейтральных странах и атташе нейтральных государств в Берлине. Передача целесообразных дезинформационных сведений [военными] атташе в нейтральных странах».

И выдающийся разведчик сыграл в усилиях немцев не самую последнюю роль.

Гений провала

Прежде чем осветить эту роль, имеет смысл кратко рассмотреть его путь как сотрудника Коминтерна и Разведывательного управления РККА – РУ (с 1943 г. оно стало Главным разведывательным управлением). И мы с удивлением обнаружим, что путь этот густо усеян многочисленными проколами и провалами.

В 1919–1925 гг. Рихард Зорге был активным членом Коммунистической партии Германии (последние 2 года – на нелегальном положении)119. В архиве немецкой тайной полиции осталось досье на коммуниста Зорге, по наследству перешедшее гитлеровскому гестапо. В Германии осталась и его первая жена, также бывшая членом КПГ и группы «Спартак». В 1927 г. Зорге как сотрудник Коминтерна выезжает в Скандинавию, но в 1928 г. недовольное начальство за «вмешательство в политические дела» его отсюда убирает (другими словами, «засветился»). Затем он переводится в Англию, где за подобную деятельность его также быстро арестовывает полиция120. После этого в 1929 г. Зорге исключают из Западноевропейского бюро Коминтерна и сразу же принимают в ГРУ. Поскольку в Европе он уже наследил, его отправляют в Китай. После двух лет работы в Шанхае он снова попадает под подозрение как агент советской разведки, и оттуда его также срочно убирают121.

Но почти сразу после этого, в 1933 г. Зорге направляют резидентом ГРУ в Токио. И это несмотря на то, что после провала в Китае существовала

«…возможность того, что “Рамзай” в результате своих шанхайских ошибок взят на учет японской контрразведкой и сразу же будет находиться под наблюдением… Наиболее вероятную и почти неизбежную угрозу представляла возможность поступления информации о шанхайской деятельности “Рамзая” по линии связей между шанхайской и токийской колониями немцев»122.

Надо пояснить, что в 30-е годы Германия оказывала некоторую помощь Китаю в его войне с Японией, и там находилась колония немцев, в среде которых вращался и попал под подозрение Зорге. После заключения с Японией в 1936 г. Антикоминтерновского пакта Германия свернула сотрудничество с Китаем, и большая часть ее дипкорпуса из Шанхая перебралась в Токио, ставший центром германской деятельности на Дальнем Востоке. Там Зорге близко сходится с германским кадровым разведчиком, подполковником абвера Оттом (с 1934 г. – военный атташе (ВАТ), с 1938 г. – посол в Японии). Считается, что Зорге в течение 7 лет активно «доил» этого Отта, получив через него доступ к секретной информации и даже возможность фотографировать эти материалы прямо в здании посольства, в его кабинете. Особенно успешно подобным образом он действовал в период 1936–1938 гг. Однако с конца 1938 г. эти условия стали меняться к худшему. Это произошло будто бы потому, что число немецких дипломатов увеличилось и помещения германского посольства переполнились людьми.

Непотопляемый

3 июля 1938 г. из СССР в Маньчжурию бежал и сдался японцам начальник Управления НКВД по Дальневосточному краю генерал Генрих Люшков, прихватив с собой шифры, документы, списки агентуры. Здесь он был допрошен японцами (сообщив им в том числе и «об оппозиционно настроенной группе армейских лиц в ДВО»). Утверждается123, что основное содержание показаний Люшкова Зорге передал по радио еще в конце лета 1938 г. Между партнерами по Антикоминтерновскому пакту существовал специальный протокол об обмене разведывательной информацией, в соответствии с которым японцы могли передать Германии через ВАТ эти данные, что и стало добычей Зорге. В октябре 1938 г. в соответствии с упомянутым протоколом для допроса Люшкова из Германии прибыл полковник абвера.

Зорге якобы не придавал большого значения (!) инциденту с перебежчиком, поэтому сфотографировал всего половину отчета этого полковника и только по требованию Центра через два месяца, в январе 1939 г., переслал пленку в Москву. Это более чем странно. Ведь дело касалось жизни агентов НКВД в Китае и Японии, да и самого Зорге! По логике ему надо было лезть из кожи вон, чтобы скорее добыть и переслать отчет по назначению, коль скоро он имел к нему доступ. Конечно, Зорге работал в Разведупре, и его имя вряд ли было известно Люшкову. Но ведь из РУ на Дальний Восток, в том числе и в УНКВД, поступали добытые им сведения, и на их основе можно было сделать вывод, что агент РУ связан с немецким посольством! Так что ухудшение условий «работы» в посольстве может иметь и другое объяснение, нежели переполнение людьми его помещений: получив сигнал, служба безопасности ужесточила режим секретности и одновременно начала проверку сотрудников.

Возможно, именно поэтому вскоре стало еще хуже. В июне 1939 г. Зорге сообщает, что не может найти места для фотосъемки и «что лучший период моей работы здесь на месте уже прошел». Хотя должно быть наоборот: весной 1939 г. статус Зорге изменился – он становится штатным сотрудником посольства в качестве пресс-атташе. Теперь как германский дипломат он имеет неприкосновенность, его машина украшена посольским вымпелом, и полицейские не имеют права ее останавливать. Возможности по сбору информации должны только возрасти: такой чин, как пресс-атташе, должен иметь свой кабинет, и теперь нет нужды бегать с фотоаппаратом по чужим углам.

Но надо помнить, что он всегда опасался поступать на государственную службу в посольство, ибо это влекло за собой обязательную проверку кандидата гестапо, а шансов пройти ее у бывшего члена КПГ Р. Зорге практически не было. Нет причин, по которым для Зорге немцы могли сделать исключение из правил. Результаты проверки, разумеется, неизвестны, но следствием ее также могло быть резкое ухудшение условий разведывательной работы.

Спустя год появился очередной – на этот раз открытый – повод для его проверки гестапо, и эта история похожа на анекдот. Летом 1940 г. в нелояльности его заподозрила уже зарубежная организация НСДАП в Токио. Как утверждает В. Шелленберг, по этому поводу к нему обратился глава другой немецкой разведслужбы – Германского информационного бюро – фон Риттен. Оказывается, еще в 1937 г. (с санкции начальства Разведупра) Зорге стал сотрудником