Зеленый! Весь, даже лицо. Бледно-зеленое, но все равно… С такой рожей – хоть в Гринпис, хоть на собрание уфологов!

И тут какой-то паренек, то ли ненаблюдательный, то ли бесстрашный, идущий по тротуару столь стремительно, что концы небрежно обернутого вокруг шеи белого шарфа отстают от него на полметра, останавливается рядом со мной и говорит: «Здравствуйте!», еще не подозревая, насколько он не вовремя.

Я снизу вверх бросаю на него унылый взгляд, Маришка тоже косится недобро, но паренек, ничуть не смущаясь, бодро продолжает:

– Мы – представители «Церкви Объединения», собираем пожертвования для детей. Если вы в состоянии помочь хоть чем-нибудь…

– Нормально! – говорит Маришка. – А конфетой угостить?

– Конфетой? – Легкая растерянность наконец-то отражается на лице паренька. Он лезет в карманы куртки – один, другой – и все левой рукой, потому что в правой зажаты фотографии каких-то младенцев, по-видимому, в чем-то нуждающихся. С сожалением признается: – Нет. Кончились. А вы не хотите…

Протягивает мутноватое фото годовалых тройняшек, при ближайшем рассмотрении – вполне благоустроенных.

– Нет конфеты – нет благотворительности, – резко заявляет Маришка.

– Вы не понимаете, – волнуется паренек, – у этих детей проблемы…

«Возможно, – думаю я. – эти дети действительно нуждаются в помощи. Но если я передам деньги этому молодцу, до детей они все равно не дойдут. Следовательно, отказывая ему, я не остаюсь равнодушным к проблемам детей. – И на всякий случай добавляю: – Бедненьких…»

Вот так порой несложные умозаключения помогают сохранить лицо… по крайней мере его цвет, хоть и не мне сейчас об этом говорить. Но чаще – обмануть совесть.

– Все мы чьи-то дети, – замечает тем временем Маришка. – И у всех проблемы. У нас с мужем, например, есть плохая черта. Мы как угодно меняем цвета. Бываем по очереди разного цвета: он вот – зеленый, я – фиолетовая…

– Копирайт – Успенский, – говорю в сторону, но паренек меня уже не слышит.

Он спешно ретируется, на ходу запихивая в карман пачку фотографий. Должно быть, разглядел наконец сквозь пелену религиозной одержимости цвет моего лица.

«Бедненький…» – снова думаю я, естественно, не о нем, а о себе. Вновь наваливается тоска, отодвинутая ненадолго разговором о детях.

– Где же мне ее искать? – повторяю удрученно.

– Ее? Уже соскучился? – умиляется Маришка и продолжает совсем другим, спокойным и незлым тоном: – Ей-то что? Ей, может, даже импонирует твое внимание. Ты у меня прощения проси.

Она присаживается рядом на витую оградку газона и закрывает глаза, словом, всем видом показывает, что изготовилась слушать.

– Думаешь? – вспыхиваю надеждой. – Ну, тогда… извини, – говорю и удостаиваюсь благосклонного кивка.

– Ты кайся, кайся.

Жадно смотрюсь в зеркальце. Но нет, должно быть, искупить грех не так просто, как совершить.

– Я, – говорю, – не нарочно…

Каяться пришлось долго. Наверное, до тех пор, пока раскаяние не стало совершенно искренним. Я, не утаивая, рассказал ей все: про ее старую прическу, про трамплин и про то, что чем меньше остается помех и препятствий на пути счастья двух влюбленных, тем им почему-то становится не легче, а скучнее…

И по окончании рассказа услышал Маришкин притихший голос:

– Ладно, прощаю. Но, честное слово, не могу понять, почему ты должен в этом каяться. Ведь не было никакого преступления – абсолютно! И вообще, – она потупилась, – есть в этой системе наглядного греховедения кое-какие несоразмерности.

– Ты хотела сказать, несуразности?

– Их тоже хватает, – согласилась Маришка.

В очередной раз взглянув в зеркальце, я заметил, что утром, торопясь в кино, забыл побриться. Никаких других странностей на своей физиономии я не обнаружил.

Потом мы ехали домой. На такси, потому что после неудачного похода в кино остались деньги. И потому что… в общем, так было надо.

Потом поднимались к себе на четвертый этаж. Лифт не работал, как это часто случается с ним в дневные часы, и я не раздумывая, подчиняясь порыву, подхватил Маришку на руки и понес наверх. Она болтала ногами и неискренне возмущалась, что я ее помну. И хотя ступенек я насчитал всего семьдесят, то есть в четыре раза меньше, чем у трамплина, к тому же они не прогибались при каждом шаге, заставляя сердце на мгновенье замирать в груди, все равно момент получился волнующий и запоминающийся. Один из тех, ради которых стоит жить.

А потом мы мирились.

И черт возьми! Ради того, чтобы так мириться, ей-богу, стоит иногда ссориться!

– А… Как кино? – спросила вдруг Маришка чуть хриплым после примирения голосом.

– Какое, – переспросил я, – кино?

– Ну, мы собирались…

– Так мы же не доехали! – напомнил я, слегка недоумевая.

– Я заметила. Как… оно называлось?

– Какая теперь разница? – Я пожал плечами и с них немедленно начало сползать одеяло.

– Нет, правда.

– Ты все равно не поверишь.

– И все-таки.

Острые коготки пару раз нетерпеливо царапнули голое плечо.

– «Зеленая миля», – ответил я. – Кажется, по Стивену Кингу. Правда, удивительное совпадение?

В следующий раз она заговорила минут через пять. Когда я уже перестал ждать ответной реплики и собирался было с чистой совестью вздремнуть.

– А мне даже нравится. – сказала Маришка, и от ее слов я не то что взбодрился – чуть с кровати не упал.

– Нравится? И только-то?

– Я не о том. – Она довольно улыбнулась. – Я тут подумала: может, все не так плохо? То есть, когда тебя за каждое лишнее слово перекрашивают в фиолетовый, это, конечно, дикость. Но ее можно стерпеть. Тем более, лечится это не так сложно. Зато теперь я совершенно спокойна за мужа, когда он заявляется домой через час после закрытия метро, пьяный и даже как будто нарочно пивом политый, и говорит, что засиделся у Пашки. Или когда выскальзывает в два часа ночи из постели и до утра глядится в монитор. Теперь-то я легко могу убедиться, что ты на самом деле не по борделям шлялся, а пил пиво с Пашкой. И не флиртовал всю ночь с малолетками в каком-нибудь чате «Кому за тридцать… Кому за полтинничек, а кому и за бесплатку», а… Чем ты, кстати, занимаешься в интернете целыми ночами?

– Аплоадом, – честно признался я.

– Ого! – Маришка даже открыла глаза, чтобы поэффектнее их закатить. – Вот это эвфемизм!

– Это не эвфемизм, а процесс загрузки файлов со своей машины на сервер заказчика, – пояснил я. – Просто ночью интернет бесплатный, а под утро коннект самый надежный.

– Экономный! – похвалила Маришка. – Значит, пока жена тут замерзает под двумя одеялами, он там наслаждается утренней коннекцией!