Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Присаживайтесь, господа! — приветствовал хозяин офиса. — Не обижайтесь на меры предосторожности — вы в самом центре нашего «Айсберга», в прямом смысле слова «центр». Потолок этой комнаты — пол центра управления станцией. Сами понимаете, требуется особое отношение…
Рабовладельцы сели в кресла перед столом и отметили про себя, что их головы оказались ниже головы хозяина офиса.
— Чем обязаны? — первым спросил Вустер, которому грубоватое отношение к своей персоне показалось несколько оскорбительным.
Хозяин офиса пристально посмотрел в глаза рабовладельца.
— Вы слышали об Исполнительном Комитете города? — суровым голосом спросил он. Нортем и Вустер переглянулись.
— Мы решаем, когда сняться с якоря, — продолжил мужчина, — куда направить полет станции, на каком новом месте лечь в дрейф, когда открыть и закрыть сезон и даже — когда обнулить списки и уйти в тень… Разрешите представиться: генерал Сурад!
— Мы в чем-то провинились, генерал? — осторожно осведомился Нортем, который, как и товарищ, чувствовал себя неуютно.
Сурад выдержал паузу.
— И да и нет, — с глубокомысленным видом произнес он. — Вы законопослушные граждане, вы приносите в казну города процент прибыли, и, надо признаться, ваши вложения составили значительную долю дохода в последнем квартале. Но у Комитета возник вопрос касательно вашего раба Горна.
— Что с ним не так? — заметно побледнев, пробормотал Вустер.
— Обычно мы не мешаем гражданам зарабатывать так, как им нравится. Мы вмешиваемся только тогда, когда действия горожан по зависящим от них или не зависящим от них причинам могут повлиять на стабильность всего нашего общества, — начал разъяснения Сурад. — С вашим рабом как раз такой случай! Исполнительный Комитет поручил мне обратиться к вам с предложением: заставьте вашего гладиатора уважать традиции «Айсберга»! Героям, как вы знаете, здесь не место. Не следует воодушевлять рабов на подвиги — их дело отрабатывать капиталовложения и умирать, когда наступает их время.
— Чего именно вы от нас ждете? — уточнил Нор-тем.
— Почему вы не заставили своего раба доводить Поединок Крови до положенного правилами завершения?
— Его пытали болью, но он не ломается! — признался Вустер.
Генерал понимающе улыбнулся:
— Точнее, вы бы не хотели его ломать, так?
— И это тоже… — Нортем нервно поежился. — Мы ведь не знали, что причиняем неудобства кому-то кроме себя… Но поверьте, этот юноша и в самом деле умеет переносить боль!
— Чью?! — вопросил Сурад, приподнимаясь над столом, чтобы еще более усилить воздействие на и без того испуганных посетителей.
— Свою, конечно… — поспешил объяснить Нор-тем.
— Неужели у вас не хватает фантазии? — Генерал изобразил на лице удивление. — Если раб столь щепетилен, что готов терпеть собственную боль, лишь бы не делать больно другим, воздействуйте на него через его друзей, через тех, кто ему дорог!
Вустер замотал головой:
— У него нет друзей. Чернь уважает его, но сам он держится особняком. У него нет даже знакомых, с которыми бы он общался.
— А как же этот тренер? Я слышал, они даже живут вместе?
— Мы присматривались к старику, — Нортем развел руками. — Судя по всему, у них чисто деловые отношения. Холодные, я бы сказал. Обмениваются иногда парой слов — ни объятий, ни рукопожатий, ни откровений. При всем уважении, сэр, не думаю, что тренер Горна может послужить рычагом воздействия на парня!
Генерал отбарабанил пальцами дробь по столу, демонстрируя, что теряет терпение.
— Господа, я не стану вас учить, вы уважаемые и весьма достойные граждане. Мы вас ценим весьма высоко, — спокойно, однако с угрожающими нотками в голосе подытожил Сурад. — Если вы самостоятельно не найдете возможность повлиять на своего раба, нам придется поискать ее вместе. Не знаю как, господа, но в течение десяти дней вы должны в корне придушить миф о непогрешимости этого парня! Найдите его болевую точку, подыщите ему друга, подарите домашнюю зверушку… сделайте все, что хотите, но в течение десяти дней заставьте этого сопляка стать нормальным, заставьте его наконец убить!
— А почему именно десять? — все же осмелился спросить Вустер.
— Через десять дней мы открываем большой турнир. На «Айсберге» будут гости. Смотрите не подведите!
Когда Горн вернулся к себе после очередной победы, он застал монаха за планшетом, куда Мозг дома выводил некие формулы.
— Победил?
Хотнеан поднял голову, чтобы поприветствовать ученика.
— Это было нетрудно! Монах улыбнулся:
— Я вижу: у тебя трясутся колени.
— Это от усталости, — отмахнулся принц, чтобы перейти к теме, которая занимала все его мысли и заставляла светиться от гордости. — Прекрасный боец! Хонтеан, он был просто великолепен — подвижен, пластичен, стремителен!
— Ты же сказал «нетрудно»? — напомнил отшельник.
— Я имел в виду: нетрудно было уловить нужный момент, чтобы сбить его с толку! Но я успел почувствовать страх! Это был настоящий мастер!
— Твое чутье усиливается с каждым боем, — возвращаясь к своим цифрам, подметил отшельник. — Если так пойдет дальше, я стану не нужен тебе!
— Ты будешь нужен мне в любом случае! — напомнил Горн. — Нам еще предстоит выбираться отсюда!
— Считаешь, я это могу?
— Ты сам говорил, что наступит день…
— Ну да, конечно… День обязательно наступит. Он всегда наступает.
— Спасибо, учитель! Я приму ванну!
— Постой, Горн! — Монах поднял голову, словно вспомнил нечто важное. — Я едва не забыл: тебя уже два часа ждет сюрприз.
Юноша замер, настораживаясь:
— Надеюсь, хороший?
— Решай сам… Ильрика!
Горн прислушался. Ему показалось, что с лестницы, ведущей на второй и третий этажи дома, доносится некий шорох.
— Кто такая Ильрика? — подозревая подвох, нахмурился принц.
— Она просила позвать ее, когда ты будешь готов, — с невинным видом объяснил отшельник.
— Готов к чему?!
В это время показался сам источник шороха — хрупкая тоненькая темноволосая девушка с очаровательным детским личиком и в длинном шуршащем платье. Эта особа быстро сбежала по ступеням и сбавила ход только в самом низу, когда увидела лицо Горна. Принц стоял возмущенный и суровый, считая, что его превращают в посмешище.
— Что она здесь делает? — грозно спросил юноша у монаха.
— Спроси у нее сам!
Хонтеан дал понять, что лично ему эта тема неинтересна.
— Мне приказали стать вашей! — с обиженно-оскорбленным видом тоненьким голоском пискнула гостья.