Долго чернокожие курьеры свое подчиненное положение в мировом наркобизнесе терпеть не могли, постепенно стали заводить собственные дела. Интересно, что у них нет шаек, банд, враждующих между собой. Нет классических оргпреступных структур. У них все построено, как и у цыган, исключительно на родственных отношениях. В свой бизнес они допускают только земляков. Больше никого. Само собой разумеется, что родственники обязаны поддерживать друг друга, стукачество считается просто невозможным. За годы преступной деятельности у них постепенно наработалась хорошая практика перевозки, торговли зельем, противодействия правоохранительным и таможенным органам. Вину свою они никогда не признают. Стоит взять на наркотиках одного, тут же весь кагал толпится в отделе, требуют свиданку, и не оттого, что так обожают его, а для того, чтобы узнать, как и на чем он прокололся, чтобы не повторять ошибок.

Страсть нигерийцев к наркобизнесу известна во всем мире, так что все чаще им приходится подделывать паспорта, где оказывается, что они вовсе и не нигерийцы, а, к примеру, безобидные мозамбикцы. Мало того, для перевозки используют бледнолицых негров, похожих на европейцев. Наркотики они перевозят порой группами до десяти человек, и провинившегося земляка пускают вперед, чтобы его задержали с наркотой, дабы тем самым отвлечь внимание таможни. Берут они наркотики в основном в Гонконге. И у всех в мире такое ощущение, будто с веток они слезли специально для того, чтобы торговать героином. Я, конечно, не расист, но если этих морд в городе станет больше, пойду организовывать ку-клукс-клан.

В России крепче всего нигерийские наркоторговцы укрепились в Москве благодаря лумумбарию — Университету дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Там негры крепко занялись своим делом, в результате чего схлестнулись с московской братвой, да так, что во время войны между ними славяне подожгли корпус университета. Потом негры стали исправно платить дань московской братве. Той до фонаря — детей травят наркотиками или младенцев, лишь бы баксы исправно капали.

В нашем городе рассадником этой заразы был Политехнический институт. Там с давних времен имелся целый факультет для иностранцев. Политехнические науки черные как смоль братья по разуму осваивали без особой охоты, зато моментально усваивали разговорный русский: «купи хероин», «гони бабки», «ништяк», «я не фраер дешевый».

Ловить гадов надо, но, как всегда, нет средств и людей. Каждое задержание нигерийцев сопровождается воплями, дракой, скандалом. Отборный мат по-английски и на каких-то загадочных языках диких джунглей. Ну и естественно:

— Уй, менты! Все врут! Это провокация! — это вообще их любимые слова.

Слово «мент» — одно из первых, которому они обучаются в России.

«Провокация!» — это тоже любимое слово.

«Сообщите в посольство!» — это их любимое требование, хотя посольство далеко — аж в Москве, а нигерийского консульства у нас, слава те господи, нет.

Или просто звучит утробный рык и вой — это их, народное.

— Значит, подлечили гориллу, — кивнул я.

— Ага, — кивнул Галицын.

— Посла требовал?

— Требовал.

— И по-русски не понимал?

— Да уж куда ему… Потом, правда, разговорился. Сказал — жалко, что взяли. Как раз вверх продажи пошли.

— Почему? — напрягся я.

— Потому что у азеров и таджиков городские наркоши брать героин боятся — много народу мрет. А у нигерийцев — свои каналы. Их героин — самый чистый.

— И они цены вздули?

— Да. Немножко.

— Даже негритосы знают, что отравленное зелье по городу гуляет, — отметил я.

— Знают, — кивнул Князь.

— На, почитай, — я протянул Галицыну бумаги. — Заключение по порченому героину.

— А мне можно? — подался вперед Рок.

— Чего? А ну брысь в коридор! — прикрик-нул я.

— Вот так всегда, — заныл Рок, выходя из кабинета.

Галицын внимательно изучил заключение.

— Может, травленый героин таджикам достался по дешевке? — предположил он. — Не пропадать же такому добру.

— Или продали именно такой героин, чтобы свинью Моджахеду подложить.

— Чтобы разборы пошли, почему людей травит, — поддакнул Галицын.

— Так, — прищелкнул я пальцами. — Или…

Картина начала складываться у меня в голове. Я изложил идею Галицыну.

— А что, очень может быть, — кивнул он. — И что это дает?

— То, что для разгадки этого ребуса нам надо зацепить по крайней мере несколько звеньев цепочки распространения таджикского «геры» в городе.

— Как ты зацепишь? К Моджахеду с вопросом обратишься?

— А что, идея, — сказал я.

— Дрянная идея, — сказал Галицын.

— Кто ищет, тот всегда найдет. Информации не хватает… Но ведь мы опера, информация — наша стихия. Прав Романов, надо палки рубить… Надо продолжать палки рубить, понимаешь… Палки — это новые источники информации. Не прав? — спросил я.

— Прав, — кивнул Галицын.

Наркотики — широкий бизнес, сегодня в нем огромное количество потребителей. Потребителя найти — не фиг делать. И пройти три-четыре звена от потребителя к крупному поставщику — тоже, в принципе, возможно, если задасться такой целью. Кроме того, наркоши все друг о друге знают. Так что «рубка палок» — занятие вовсе не бесполезное.

— Нужно только везение. Чуточку, — взмолился я.

* * *

Постепенно я ощущал, что начинаю выдыхаться. День исчезал в череде будней за днем — и никакого продыха. Последние недели — череда задержаний, допросов, документов. Привычно все, но тут еще этот порченый героин подоспел. В таком темпе люди долго не живут… Если только эти люди не оперативники отдела по наркотикам. Опер — это вообще существо особое.

Вечером в кабинете мы припозднились с Асеевым, а потом извлекли поллитровку водочки, опустошили холодильник, накрыв более-менее приличный стол. Я и Асеев — это не Арнольд. Для нас сороковой градус — это не слишком важная для жизни широта. Но сбросить напряжение иногда надо.

— Ну, за что? — спросил я, поднимая стакан.

— За будущее, — произнес угрюмо Асеев. — Чтобы оно у нас было.

Водка прокатилась по пищеводу, отдаваясь приятным теплом.

— Думаешь, не будет будущего? — кисло произнес я.

— Может, и не будет. Посмотри вокруг? Мы ископаемые, Терентий. Мы устарели. Нас сменяют поколения, вскормленные на ножках Буша и героине, одухотворенные сортирной мутью американских боевиков, получившие образование на американской рекламе, жадные до денег и кайфа. Посмотри на них — обдолбавшиеся «дурью», с иссеченными шрамами от игл руками. Или другие — офисные крысята, чистенькие, прилизанные, готовые мать продать за фирмовые шмотки, отдых на Сейшелах, за то, чтобы свинтить за бугор и ездить на «Мерседесах». Спасибо перестройке за победившее на Руси свинство.