В том же году в Нанкине английская делегация, окунув тампоны в чай устроительниц конференции из Всекитайской федерации женщин, продемонстрировала возможности этого орудия освобождения[165]. Но, по мнению некоторых, подлинное освобождение давал не только доступ к этому товару, но и его самостоятельное производство. Так, в 1977 году активистки из Bristol Free Sanitary Protection Group в ходе уличного перформанса изготавливали тампоны и раздавали их зрительницам. В 1986 году одна женщина из Сейлема (штат Орегон) поместила в мичиганском журнале Lesbian Connection инструкцию по сворачиванию тампонов. В тампон (автор подчеркнула натуральность компонентов) кладут «¼ чашки [200–250 мл] кусочков губки, чистой шерсти и клочков хлопка. Чайная ложка сушеных водорослей (ламинарии) или кожи (для большей впитывающей способности)». Нужно было еще прогладить хлопок утюгом и сплести шнурок для извлечения тампона, но зато женщина получала «комфорт и выбор… Это может обойтись недешево (примерно вдвое дороже, чем в магазине) и потребует времени, но это того стоит!»[166]

Тампоны оставались табуированными предметами во многих уголках мира, где женщинам нелегко касаться своих гениталий, где общество требует от них беречь, в качестве доказательства девственности, девственную плеву или где попросту не достать тампонов. Но и там, где тампонами пользовалось много женщин, их применяли чрезвычайно осторожно. Сама табуированность тампонов открыла их потенциал в качестве шокирующего материала — если подать его как деталь панковского или феминистского маскарадного костюма. Феминистки постоянно подчеркивали свои возражения: не подлежащие переработке аппликаторы, связь с синдромом токсического шока, недоступность тампонов для многих женщин. Попытки Playtex и других крупных компаний выпустить на рынок дезодорирующие тампоны не увенчались успехом — ведь этот товар как будто намекал: женские гениталии дурно пахнут. После смерти десятков женщин связь между синдромом токсического шока и применением синтетических материалов вызвала бурные споры среди феминисток, озабоченных недостаточной открытостью и подотчетностью изготовителей тампонов.

В странах глобального Севера отношение феминисток к тампонам тогда было неоднозначным, и они пытались найти им какую-то альтернативу. Морские губки «экологически безопасные, дешевые, многоразовые; им в меньшей степени сопутствуют образы осторожности и стыда, чем другим призванным скрыть менструацию товарам»[167]. Многим феминисткам понравились «натуральность» продукта и отказ от коммерческих корпораций. В английской феминистской прессе рекламировались натуральные морские губки, а Шеффилдская организация освобождения женщин сообщала, что губка «эффективнее, она кажется естественнее, удобнее и, конечно, гораздо ДЕШЕВЛЕ»[168]. Аптека в Мэдисоне (штат Висконсин) рекомендовала читательницам феминистского журнала Bread and Roses «натуральные коричневые морские губки»: «Мы торгуем морскими губками и призываем женщин делиться своими впечатлениями. Более того, мы призываем вас стремиться к миру со своим — своим собственным — телом»[169]. Мельбурнский приют для женщин «Матильда» назвал газету Sea Sponge Monthly (дословно: «Ежемесячная морская губка») — игривый намек на существование альтернативной менструальной культуры и метафора того, «как женщины впитывают информацию и находят новые способы жить своей жизнью»[170]. Тело оказалось полем приложения творческих сил феминисток, духовной связи и импульсом к изобретению или переосмыслению феминистских объектов.

Африканские альтернативы

Ироническое и радикальное переосмысление тампона феминистками из стран Севера контрастировало с относительным отсутствием в большей части стран глобального Юга гигиенических изделий надлежащего качества. В 2010-х годах это спровоцировало запуск кампаний по ликвидации «менструальной бедности», нацеленных на то, чтобы помочь женщинам, вынужденным из-за месячных пропускать занятия в учебном заведении или не приходить на работу. Сорок лет назад, однако, многие евро-американские феминистки не считали, что африканки, в отличие от них самих, стремятся во время менструации к сохранению достоинства и безопасности. Опасения такого рода заслонили внимание к гениталиям женщины как объекту обусловленного религией или культурой мужского насилия посредством нанесения увечий. Многие африканки боролись против этих обычаев. Кроме того, их безапелляционно описывали как «варварство», что создавало напряженность. Это обусловило неоднозначное восприятие феминизма и движения за освобождение женщин в Африке южнее Сахары.

Многие африканки отказывались причислять себя к политическому движению, в котором, по их мнению, доминировали белые женщины и преобладал колониалистский подход. Участниц же национально-освободительного движения интересовала проблема поиска места женщин в государстве и гендерный анализ идей негритюда, разработанных такими учеными, как Эме Сезер и Франц Фанон.

Радикально настроенные ученые утверждают, что империализм не только открыл дорогу насилию, но и породил у народов колонизированных земель комплекс неполноценности и другие психические травмы. Эти идеи развивала писательница Ава Тиам, родившаяся в Сенегале и учившаяся в Париже. Составленный ею сборник интервью женщин из Западной Африки вышел в 1978 году во Франции под заглавием «Слово негритянкам» (La Parole aux Négresses), а в английском переводе получил название «Темнокожие сестры, говорите» (Black Sisters, Speak Out, 1986). Тиам была разочарована тем, что национально-освободительная борьба в только что получивших независимость странах, например в Сенегале и Кот-д’Ивуаре, нередко мало что дает женщинам. Но ее огорчало и то, что сами женщины будто бы способствуют сохранению патриархальных порядков. В транскриптах ее бесед со смешанными, составленными из мужчин и женщин, группами там, где Тиам ожидала энергичного спора, женщины нередко отмалчивались. Она сочла многих африканок «покорными… пассивными жертвами». С точки зрения Тиам, применение женщинами средств для осветления кожи и выпрямления волос указывало на принятие ими колониальной и патриархальной культур.

Однако собранные Тиам рассказы опровергают гипотезу о виктимности и соучастии африканок в собственном угнетении. Те женщины, с которыми она разговаривала, пользовались традиционными и мусульманскими религиозными структурами, чтобы получить развод, если брак оказался несчастливым.

Сенегальская женщина, представившаяся Мединой, рассказала, что, будучи насильно выданной замуж за своего двоюродного брата, которого прежде даже не видела, она начала нестрогую голодовку и сексуальную забастовку. Медина выросла в многоязыковом Сен-Луи — бывшей столице французского Сенегала. Она рассказала, как влюбилась в юношу, которого встретила в школе. Ее свидетельство хорошо передает ее желание выбирать самой и бунт против семейных порядков. А вот другая, не менее поразительная история. Нигерийская учительница рассказала, как вместе с мужем она заботится о пятерых их детях: «Он был готов без разговоров менять младенцам подгузники или купать их, если я занималась чем-нибудь еще». Она и ее муж учились за границей и столкнулись с критикой своих привычек со стороны родных:

«Жена, если она надеется попасть в рай, должна работать для мужа не покладая рук», — говорили те, поскольку «так сказано в Коране». Часто хотелось огрызнуться: «Что за чушь! Не лезьте не в свое дело!»

Это голоса женщин из Западной Африки — уверенных в себе, образованных, порой с хорошими связями по всему миру, активно выстраивающих собственные отношения с мужчинами.

Ава