В результате испортил казенное имущество. Кровать, не рассчитанная на двоих, тоскливо скрипнула, а потом рухнула. Новый ракурс навевал мысли об африканской страсти, что добавило дров в печку его режиссерской и мужской фантазии. На полу получалось еще размашистее и чувственнее, правда, и Игорь Львович об этом ни на секунду не забывал, из зрительного зала такие сцены плохо просматриваются. Поэтому, когда все закончилось, он не остался умиротворенно лежать, как все простые существа после соития, а поспешно поднялся, чтобы налить воды из графина. Забота о зрителях, которым лучше виден актер в полный рост, давно стала его второй натурой. Игорь Львович любил зрителей. А с этого момента решил, что он любит Изольду. Разумеется, временно, но страстно. Как и положено женатому художнику.

* * *

Да, Игорь Львович был женат, причем счастливо. Его жена Алевтина, актриса со следами былой красоты, давно и спокойно наблюдала за душевными приливами мужа в связи с многочисленными любовными увлечениями. Но за приливами идут отливы, это она знала еще со школы. Жизнь неизменно подтверждала азбучную истину. Игорь Львович каждый раз разочаровывался в юной пассии, как только та хищно обнажала зубки, чтобы выгрызть его из семьи. Алевтина прикрывала бегство мужа от зубастой хищницы, выходя из засады в критический для него момент. Она встречалась с юной девой и просила «оставить супруга в покое». После чего Игорь Львович с формулировкой «она все знает, нам надо на время расстаться» уходил в фазу отлива океана любви, оставив на мокром песке хищницу с обломанными зубами.

Правда, как честный человек, он в качестве отступного всегда пристраивал бывших пассий в какой-нибудь фильм на роль второго плана. Режиссеры это знали и иногда сами звонили ему: «Игорек, так мне держать для тебя роль? Как договаривались, подруга главной героини. Восемь реплик. Ты быстрее решай, у меня, сам понимаешь, график». И Игорь Львович не подводил, синхронизируя свою любовную историю с рабочим графиком режиссера таким образом, чтобы расставание с очередной пассией аккуратно перетекало в восемь реплик на камеру. Пассии, кстати, в своем большинстве были вполне удовлетворены подобным отступным. Так что дело разрешалось к обоюдному удовольствию.

Но что-то подсказывало Алевтине, что с Изольдой подобный многократно обкатанный сценарий может не пройти. Эта девушка внушала опасения. С виду – ничего особенного. Но было в ней нечто такое, что трудно описать словами. «Маленькая, черная, сморщенная, не в каждой женщине есть». Изюминка. Алевтина понимала, что Изольда – не булка, чтобы из нее изюминку выковырять и съесть. Такую не съешь.

Но дело было даже не в изюме. Изольда резко отличалась от всех прежних пассий тем, что не строила далеко идущих планов на Учителя. Конечно, она была влюблена в Игоря Львовича, но не более, чем остальные девочки их курса. Влюбленность в вожака вообще является обязательным элементом любого творческого процесса – от совершения революции до постановки спектакля. Изольда гордилась, что Учитель не стал исключением из ее формулы обольщения, ей казалось лестно властвовать над ним. Это был самый громкий титул в истории ее побед. Она влюбила в себя и влюбилась в порядке ответного чувства.

Но влюбиться и выйти замуж – не одно и то же, Изольда это понимала. В роли мужа она Игоря Львовича не видела. Ей не хотелось выслушивать на кухне нескончаемые монологи про трагизм сгоревшей каши или рывок к свободе сбежавшего молока. Обзаведясь любовником, Изольда как будто сдала негласный зачет на звание творческой личности, отделилась от мира простецов с их примитивной моралью. Результат в виде любовной связи с самым видным мужчиной на студенческом горизонте ее вполне удовлетворил, и о замужестве она не думала. Что резко выделяло Изольду из числа прежних пассий, мечтающих о ЗАГСе.

На Игоря Львовича это произвело оглушающее впечатление. Стареющий ловелас привык рассматривать женщин как хищниц, с которыми он играл, щекоча нервы сладкими нотками опасности, а потом прятался за спину верно стоявшей в засаде Алевтины. Но тут складывалась другая история. Изольда была, скорее, травоядной, изумительной серной или ланью, и не рассматривала Игоря Львовича как трофей. Ей единственной не хотелось прибить его шкуру гвоздями над камином в своем доме. И это не просто добавляло девушке очарования в глазах Игоря Львовича, но будило в нем мощный дух предков, охотничий инстинкт, лишающий сна и покоя, пока добыча не будет у его ног. Прежние женщины хотели выгрызть его из семьи, и он от них убегал. Изольда была вполне довольна положением любовницы, и Игорь Львович превратился в преследователя. Свой азарт он принял за любовь. Прелесть этой охоты была в том, что он, пожалуй, впервые в жизни мог обойтись без помощи стоявшей в засаде жены. Такого в его охотничьей истории еще не случалось.

Игоря Львовича заполонило высокое чувство. Он стал подумывать о разводе. Эти замыслы пугали его самого своей радикальностью, но щекотали нервы острым запахом обновления, сносом прежней жизни и строительством новой. Его жизнь давно шла по замкнутому кругу, бесконечно повторяя одни и те же картинки, тасуя одни и те же события. И вдруг появилось сосущее под ложечкой предчувствие новизны, ведь молодой жены, да еще в халатике гейши на фоне его седин, у него никогда не было. А годы идут. И, возможно, это последний шанс прожить еще одну жизнь.

Страх старости выступил мощным поправочным коэффициентом в формуле обольщения Изольды. Показатели на шкалах «любовь» и «ревность» рванули вверх, как температура в острой фазе гриппа. Словом, это был не просто прилив, который не проходит дальше отмеренной береговой линии, а половодье чувств, высокая вода, что затопляет под самую крышу. А потом эту крышу сносит.

Изольда растерялась. Ей было лестно быть музой Учителя, но в ее планы разрушенная крыша не входила. Оказаться на месте Алевтины ей не улыбалось. Всю жизнь стоять в засаде, отгоняя хищниц? Варить кофе под призывы понять трагизм размолотых в порошок кофейных зерен? Спасибо, не надо. Роль любовницы ее устраивала больше.

Тем более что тут был не банальный адюльтер. Это у простых людей могут случаться легкомысленные треугольники – он, она и любовница. Пошло, провинциально, слезоточиво, как буря в стакане воды. Похоже не на драму, а на дешевый водевиль, на анекдот, не более. Жалкие потуги раскрасить скучную жизнь цветочками в стиле жостовских подносов. А незаурядным личностям – Изольда незаметно для самой себя начала награждать свое окружение такими эпитетами, – нужна геометрическая фигура поосновательнее, чем любовный треугольник.

Скажем, у слесаря Володи могла быть жена Надюха и любовница Инесса, ничего особенного. Но если этот Володя не простой слесарь, а вождь мирового пролетариата, то появляется четвертый игрок – революция. К личному примешивается общественное, и любовь начинает играть новыми красками. Слесарь материт общественное устройство в трамвае, а вождь мирового пролетариата – культурно, но страстно критикует с броневика. Почувствуйте разницу, масштаб личности. Простого слесаря жена и любовница могут вырывать друг у друга, пытаясь получить в безраздельное пользование. А вождя мирового пролетариата глупо делить между собой, потому что есть еще одна женщина, у которой его все равно не увести, – революция. Эта женщина-вамп не отдаст Володеньку ни жене, ни любовнице. Получается, что ссориться глупо. Надо жить дружно в любовном четырехугольнике.