С помощью башенного крана мы практически вдвоем с Анатолием смонтировали из бетонных панелей крышу коровника и покрыли ее шифером, что и позволило отряду взять еще один объект – строительство огромного деревянного зерносклада в Федоровке, где находилось отделение совхоза. Ездили туда на открытом грузовике, который забирал часов в пять утра с усадьбы совхоза доярок и вез их в Федоровку на утреннюю дойку. Однажды, когда мы забрались в кузов, оказалось, что одному из наших ребят места нет.

– Давай, садись, а я к тебе на колени сяду, – обратилась молодая, боевого вида доярка к Игорю Викторовскому.

– С удовольствием, – сказал Игорь.

Машина поехала, подпрыгивая на ухабах сельской дороги. Доярки хохотали, наваливаясь на парней на больших колдобинах.

– Есть стыковка! – громким голосом воскликнула молодуха, прыгавшая на коленях у Игоря. Не нужно и говорить, что мы все попадали от смеха с лавок! В то время весь мир следил за событиями в космосе: осуществлялся проект «Аполлон – Союз», должна была состояться стыковка космических кораблей СССР и США, знаменуя собой потепление международной обстановки. В продаже появились «фирменные» сигареты «Аполлон – Союз», мы все знали о космонавте Леонове, который первым в мире вышел в открытый космос и которому предстояло пожать руку через открытый после стыковки люк американскому астронавту.

Однажды в Федоровке, когда мы с Толей Павленко беззаветно трудились на крыше коровника, случилась беда. Сорвалась цепь с бензопилы и, ударившись о стену, хлестнула по лицу Виктора Тезикова. Цепь прошла через губу, наискосок по щеке, выбила пару зубов и разорвала ухо. Чудом не была задета сонная артерия, иначе исход был бы однозначный. Ребята, как могли, остановили кровотечение и стали ловить машину, чтобы отвезти Витю в больницу. Видя на лежащем у обочины парне кровищу, шоферюги отказывались его брать. Телефона, чтобы вызвать скорую помощь, не было. Тогда, совсем как известная троица в «Кавказской пленнице», перегородив дорогу, остановили военный КрАЗ, который привез раненого в ближайшую больницу. Осмотрев его, дежурный хирург сказал, что нужно вести в краевую больницу в клинику челюстно-лицевой хирургии. Уже на санитарном транспорте Виктора доставили в нужное место, где замечательные хирурги несколько часов шили его лицо. Всё это я узнал уже вечером, когда наши товарищи приехали в лагерь, где мы жили. На следующий день я поехал в больницу, навестил еще не совсем отошедшего от потрясений и операции Виктора, познакомился с оперировавшим его врачом – заведующей отделением и по совместительству доцентом кафедры медицинского института. Тогда пригодился гибкий магнитофор, который в тот год я испытывал в лаборатории эндокринологии по договору с научно-производственным объединением «Север» в Ленинграде.

Магнитофор представлял собой прямоугольный кусок резины, в котором особым образом были диспергированы микромагниты, соз-дававшие магнитное поле сверхнизкой напряженности, сравнимой с геомагнитным полем Земли. По задумке авторов этого изобретения, он должен был обладать массой полезных эффектов. Значительного влияния на рост опухолей магнитофоры не оказывали, однако они ускоряли заживление ран, снимали боли при радикулитах и артралгиях. Я взял с собой с разрешения их владельцев один такой магнитофор на всякий случай. Хирург внимательно выслушала мой краткий рассказ о возможностях магнитофора и сразу согласилась применить у нашего больного. Не знаю, то ли магнитофор оказал свое замечательное действие, то ли организм Виктора оказался таким, но факт есть факт – рана затянулась намного быстрее и первичным натяжением, что редко бывает при таком тяжелом повреждении с травматизацией тканей, как у него. Заведующая попросила моего разрешения применить магнитофор у тяжелой пациентки-подростка. Я, конечно, согласился. И в этом случае, по её словам, результат был поразительный. Когда я приехал забирать Витю из больницы, она с таким энтузиазмом нахваливала магнитофор, что я на свой страх и риск решил подарить его хабаровским хирургам. Замечу, что авторы нисколько меня не журили за это, а были рады слышать мой рассказ об этой истории.

Жили мы на территории пригородного пионерского лагеря, и, когда вечером возвращались домой, к нам приходили ребята из старших отрядов и просили попеть – так им нравились наши песни. Помнится, что одна девчушка спела нам песню своего сочинения, весьма прилично аккомпанируя себе на гитаре. Лёнечка Осиновский до сих пор с умилением вспоминает этот эпизод, а я помню мелодию и несколько фраз из ее замечательной песенки.

В тот год мы очень хорошо заработали – сказалась хорошая организация труда, да и квалификация уже у нас была приличная. В бригаде были и новички – Борис Дымов, Александр Барашкин, Геннадий Попов – все кандидаты химических наук, сотрудники НИХИ (Научно-исследовательского химического института) при ЛГУ. Их привел Виктор Тезиков. Ребята были отличные, мы с ними крепко подружились. Барашкин хорошо пел, особенно нам нравилась в его исполнении песня Городницкого про жену французского посла, которую он услышал впервые от самого автора. Барашкин, окончив химфак, поехал преподавать в школу в Замбию, где с ним приключилась замечательная история. В посольстве СССР в столице Замбии Лусаке его инструктировали на все случаи жизни. Среди прочего, ему объяснили, что в честь нового преподавателя в школе, где учителями были американцы, французы, англичане и еще бог знает кто, обязательно устроят приём. На приём нужно будет принести бутылку водки «Столичной», которая была нашей национальной гордостью, сравнимой разве что только со спутниками и космическими кораблями «Восток» и «Союз».

Барашкин, никогда до этого не бывавший на светских приёмах, совершенно обалдевший от языкового шока и вообще от необычной обстановки и от того, что выпить не дают, достал заветный сувенир и преподнес директору школы. Тот потребовал, чтобы русский гость показал, как пьют этот волшебный напиток русские. Наш герой понял его буквально, налил до краев фужер для вина и одним глотком выпил. Толпа учителей и их жен на приеме замерла – все ожидали, что он немедленно упадет и умрет на их глазах от такой явно смертельной дозы хотя и лучшего в мире алкоголя. Нужно сказать, что Барашкин был здоровенным парнем, под два метра ростом, с кудрями, соответствующими его фамилии, в очках. Видимо, у его новых коллег был такой испуганный вид, что Барашкин совершил неожиданное для себя – откусил кусок стеклянного фужера и сжевал его. Затем еще откусил и снова сжевал. «Как это у меня получилось, я не знаю, но никаких порезов и ранок не было», – говорил нам стеклоед. С того памятного приёма школа, в которой преподавал Барашкин, стала местом притяжения дипломатического бомонда из Лусаки. Под разными предлогами посольские из разных стран приезжали инспектировать эту школу. После инспекции обязательно устраивался фуршет,