…сто пятьдесят… сто пятьдесят один… сто пятьдесят два…

Фет выстрелил в приближавшуюся к нему тварь. Она продолжала ползти, несмотря на то что лицо ее было утыкано серебром, как подушечка для иголок. Из-под этой подушечки вдруг выстрелило чертово жало. Оно вытянулось во всю длину и едва не коснулось Фета. Пытаясь спастись, Василий заерзал еще сильнее, продолжая пятиться по скользкому от крови желобу. Выстрел. Промах. Гвоздь отрикошетил от стенки и прошел мимо вампирши, зато угодил в горло твари, лезшей следом.

Как далеко он отполз? Сколько до бомбы? Пятнадцать метров? Тридцать?

Маловато.

Три динамитных патрона спустя — три патрона и одно, бля, яйцо всмятку — он узнает, маловато или нет.

Продолжая стрелять и вопить, Василий вспомнил фотографии домов из журналов «Недвижимость», с их окнами, высвеченными изнутри. Эти дома никогда не испытывали потребности в крысоловах. Фет дал себе слово: если он каким-то образом выживет, он зажжет свет во всех окнах своей квартиры и выйдет на улицу — просто посмотреть, как это выглядит.

…сто семьдесят шесть… сто семьдесят семь… сто семьдесят…

За тварью расцвел взрыв. Жаркая волна ударила в Василия, он почувствовал, как его тело подхватил раскаленный поршень вытесненного воздуха, понес, понес… но тут на Фета со всей дури рухнула какая-то туша — это было опаленное тело вампира — и вышибла из него дух.

Проваливаясь в тихую ясную бездну, он вдруг услышал слово. Оно всплыло из глубин памяти и застило мерный счет, звучавший в его голове:

КРО… КРО…

КРОАТОН

Парк Арлингтон, Джерси-Сити

Десять тридцать вечера.

Альфонсо Крим{10} уже целый час торчал в парке, выбирая стратегически важную точку.

В таких случаях он был очень разборчив.

Единственное, что ему не нравилось в выбранном месте, — это сенсорный фонарь, льющий сверху оранжевый свет. Впрочем, для таких дел у него есть заместитель — «лейтенант» Ройял, или просто Ройял: всего-то — взломать замок на коробке у основания столба, сорвать крышку и воткнуть внутрь монтировку. И проблема решена.

Фонарь над головой помигал и погас. Крим одобрительно кивнул.

Он отступил в тень. Его мускулистые руки свисали по бокам — они были слишком велики, чтобы скрещивать их на груди. Торс широкий, почти квадратный. Главарь «Джер-сийских сапфиров» был черным колумбийцем, сыном британца и колумбийки. «Джерсийским сапфирам» подчинялись все кварталы, окружающие парк Арлингтон. Если бы они захотели, они подчинили бы и парк, но дело не стоило того. По ночам парк превращался в криминальный рынок, и зачисткой его должны были заниматься полицейские и добропорядочные граждане, а вовсе не «сапфиры». По существу, Крим извлекал даже некоторую выгоду из того, что здесь, в самом центре Джерси-Сити, располагалась эта мертвая зона: она служила чем-то вроде общественного сортира, в который стекалось всякое дерьмо из кварталов города.

Каждый уличный угол своих владений Крим завоевал грубой, неприкрытой силой. Как танк «Шерман», он шел напролом и молотил противостоящие войска, пока они не сдавались. Всякий раз, когда Крим завоевывал новый угол, он праздновал победу тем, что ставил на очередной зуб серебряную коронку. У Крима была ослепительная и пугающая улыбка. Пальцы его тоже обросли всякой серебряной мишурой. Были у него, разумеется, и цепуры, но сегодня вечером Крим оставил свои шейные украшения на хазе: цепочки — первое, за что хватаются отчаявшиеся люди, когда до них доходит, что сейчас их будут убивать.

Рядом с Кримом стоял Ройял. Он был в меховой парке, поэтому просто-таки обливался потом. В лобовую часть его черной вязаной шапочки был вшит туз пик.

— Он не сказал, что хочет встретиться один на один?

— Сказал только, что хочет сделать ставку.

— Ха! И каков план?

— Чей план? Его? Ни малейшего, на хер, понятия. Мой план? Вот мой план: сделать на его роже эдакий братский блядский шрамчик. — Своим толстым пальцем Крим изобразил бритву и чиркнул по лицу Ройяла, словно бы нанося длинный глубокий разрез. — Бля, ненавижу большинство мексиканцев, а этого особенно.

— Я вот думаю — почему в парке?

Убийства в парке никогда не раскрывались. Потому что никто не поднимал шум. Если ты настолько смел, что можешь зайти в Парк с наступлением темноты, значит, ты настолько же туп, и твоей жизни конец. На всякий случай Крим покрыл кончики пальцев клеем «Крейзи Глю», чтобы не оставлять отпечатков, и обработал плоскую рукоятку бритвы вазелином и хлорной известью — так же, как он поступил бы с рукояткой пистолета, чтобы исключить вероятность малейших следов ДНК.

По улице подъехал длинный черный автомобиль. Не то чтобы лимузин, но все же пошикарнее, чем навороченный «Кадиллак». Машина притормозила у бордюра, остановилась. Тонированные стекла не опустились. Водитель остался внутри.

Ройял посмотрел на Крима. Крим посмотрел на Ройяла.

Задняя дверца распахнулась. Вылез пассажир — между прочим, в солнцезащитных очках. Также на нем были расстегнутая клетчатая рубашка, под которой виднелась белая майка, мешковатые штаны и новенькие черные сапоги. Он снял заломленную спереди шляпу, обнаружив под ней туго натянутую красную бандану, и швырнул головной убор на сиденье автомобиля.

— Это что за мудище? — шепотом спросил Ройял. «Мудище» пересек тротуар, вошел в парк сквозь пролом в ограждении и зашагал по проплешинам травы. Его белоснежная майка ослепительно сияла — так часто светится белая ткань, собирая всё, что ни есть яркого в ночи.

Крим не мог поверить в происходящее, пока этот тип не приблизился настолько, что его татуировка, идущая от одной ключицы к другой, стала видна во всей своей красе.

SOY СОМО SOY. «Я ТО, ЧТО Я ЕСТЬ».

— Я что, должен ахнуть от восхищения? — спросил Крим.

Гус — Гус Элисальде, главарь банды «Ла Мугре»[9]из Испанского Гарлема — улыбнулся, но не сказал в ответ ни слова. Машина на холостом ходу стояла возле обочины.

— И что? — сказал Крим. — Ты проделал весь этот путь, чтобы сказать мне, будто выиграл в какой-то блядской лотерее?

— Типа того.

Крим медленно обвел взглядом Гуса сверху донизу и снизу доверху, сделав вид, что разговор окончен.

— По факту, я здесь затем, чтобы предложить тебе процент с выигрышного билета, — сказал Гус.

Крим злобно оскалился — он пытался понять, что за игру затеял мексиканец.

— О чем ты вообще думал, братан? Взял, приехал на этой хреновине на мою территорию…

— Все-то тебе поперек рыла, Крим, — усмехнулся Гус. — Потому и паришься здесь в Джерси-Сити веки вечные.

— Ты разговариваешь с королем Джей-Си! Ну, и кого ты привез в своей тачке?