Присяжные заворожено следили за описанием того, как мои выстрелы пронзили сердце Сары Кэйбот, но как только Бройлз закончил, инициативу перехватила Юки.

— Доктор Уошберн, под каким углом пули вошли в тело? — спросила адвокат.

— Снизу вверх. Точнее, под углами сорок семь и сорок девять градусов, — ответила Клэр. — Оружие находилось чуть выше уровня земли.

— Доктор, Сара Кэйбот умерла мгновенно?

— Да.

— То есть она была настолько мертва, что не могла выстрелить после того, как в нее стреляла лейтенант Боксер?

— Что значит — «настолько мертва»? Человек либо мертв, либо нет, мисс Кастеллано. Других вариантов я не вижу.

Юки покраснела.

— Хорошо, я перефразирую вопрос. Поскольку Сара Кэйбот умерла мгновенно, а две пули из ее оружия попали в лейтенанта Боксер, значит ли это, что Сара Кэйбот стреляла первой?

— Да. Это единственно возможное объяснение.

— И еще одно, — добавила Юки таким тоном, точно эта мысль только что пришла ей в голову. — Вы проводили анализ крови у мисс Кэйбот?

— Да, через несколько дней после вскрытия.

— Что вы обнаружили?

— Я нашла в крови метамфетамин.

— То есть она приняла наркотик?

— Да, большую дозу.

— Какое действие оказывает метамфетамин? — спросила Юки.

— Это мощный стимулятор мозга, вызывающий самые разнообразные эффекты. В лучшем случае — эйфорию, состояние блаженства. Но при длительном применении возникают побочные симптомы вроде паранойи, суицидных склонностей и агрессивных мыслей.

— А как насчет агрессивных поступков?

— Вполне вероятно.

— Спасибо, доктор Уошберн. У меня больше нет вопросов к свидетелю, ваша честь.

Показания Клэр меня ободрили, но ненадолго. Мейсон Бройлз вызвал доктора Роберта Гелфанда. На трибуну взошел усатый шатен в светло-голубом костюме, который дал обычную клятву и принялся описывать ужасные повреждения, нанесенные моими выстрелами Сэму. Использовав примерно такой же рисунок, что и Клэр, доктор Гелфанд показал, как первая пуля прошла через брюшную полость и застряла в позвоночнике.

— Она парализовала тело Сэма ниже пояса, — пояснил доктор, покручивая усы. — Вторая пуля попала в основание шеи, раздробила третий позвонок и парализовала все, что находится ниже шеи.

— Доктор Гелфанд, — произнес Бройлз, — Сэм Кэйбот сможет когда-нибудь ходить?

— Нет.

— Сможет ли он заниматься сексом?

— Нет.

— Сможет ли он дышать самостоятельно и жить полноценной жизнью?

— Нет.

— Он до конца жизни прикован к инвалидной коляске, не так ли?

— Совершенно верно.

— Я закончил, ваша честь! — бросил Бройлз, вернувшись на свое место.

— У защиты нет вопросов к свидетелю, — подала голос Юки.

— Обвинение вызывает Сэма Кэйбота, — объявил Бройлз.

Мы с Юки обменялись тревожными взглядами и повернулись к входу. Дверь распахнулась настежь, и молодая сиделка вкатила в зал инвалидное кресло — дорогое, сияющее хромом устройство известной фирмы, почти то же, что «кадиллак» среди машин.

Сэм Кэйбот, совсем маленький и тощий в своем галстучке и спортивном пиджачке, не имел ничего общего с тем жестоким преступником, который ради потехи убил двух человек и едва не прикончил Джейкоби. Я сама узнала его с трудом — по особому томному взгляду с поволокой.

Подросток уставил на меня свои карие глаза, и мое сердце сжалось от боли и сострадания. Я инстинктивно перевела взгляд на дыхательный аппарат, жужжавший под креслом Сэма. Это была большая металлическая коробка со всевозможными датчиками и индикаторами, от которой к левой щеке мальчика тянулась пластиковая трубка. Перед лицом Сэма находился электронный синтезатор речи.

Младший Кэйбот отвернулся от меня и обхватил губами воздушный шланг. Респиратор под креслом издал неприятный всасывающий звук, и в легкие мальчика пошел сжатый воздух. То же самое повторялось через каждые три или четыре секунды, когда Сэм делал новый вдох.

Сиделка подкатила кресло к свидетельской трибуне.

— Ваша честь, — произнес Мейсон Бройлз, — поскольку мы не знаем, сколько времени уйдет на дачу показаний, я прошу подключить респираторный аппарат к электрической розетке, чтобы сэкономить батарейки.

— Да, конечно, — кивнула судья. Обслуживающий техник протянул к розетке длинный оранжевый провод и сел позади Эндрю и Евы Кэйбот.

Сэм находился теперь прямо передо мной. Я видела его напряженную шею и голову, откинутую назад и прижатую к креслу с помощью специальной эластичной ленты. Больше всего это напоминало какое-то средневековое орудие пытки, и я не сомневалась, что именно так его воспринимал сам Сэм.

Судебный пристав, высокий молодой мужчина в зеленой форме, приблизился к подростку:

— Пожалуйста, поднимите правую руку.

Сэм Кэйбот повел в сторону широко раскрытыми глазами. Он глотнул еще немного воздуха и сказал что-то в коробку синтезатора. Аппарат издал странный, неестественно звучащий звук.

— Я не могу, — произнес Сэм.

В голосе Сэма не было ничего человеческого, но юное лицо и изможденный вид мальчишки делали его самым хрупким и уязвимым существом из всех, сидевших в зале.

В публике раздались сочувственные вздохи, а пристав повернулся к судье Ачакозо:

— Ваша честь?

— Произнесите клятву, пристав.

— Вы клянетесь говорить правду и только правду, да поможет вам Бог?

— Клянусь, — ответил Сэм Кэйбот.

Бройлз улыбнулся Сэму и выдержал паузу, чтобы дать присяжным осознать весь ужас положения, в котором оказался его клиент.

— Не бойся, — подбодрил он Сэма. — Просто говори правду. Расскажи, что произошло той ночью.

Адвокат задал свидетелю несколько «разогревающих» вопросов, умолкая всякий раз, когда мальчик тянулся к воздушной трубке. Сэм отвечал короткими, ломаными фразами, длина которых зависела от количества воздуха, наполнявшего его легкие. Бройлз спросил, сколько ему лет, где он живет и в какую школу ходит, после чего перешел к главной теме:

— Сэм, ты помнишь, что случилось ночью десятого мая?

— Я этого не забуду… до конца своей жизни, — ответил Сэм, регулярно прикладываясь к трубке и отрывисто бросая слова через синтезатор. — Сколько бы я ни пытался… мне не удается выбросить его из головы… тот день, когда она убила мою сестру… и сделала меня калекой.

Юки вскочила и воскликнула: