Когда Джессика настояла на том, чтобы прочитать его рукопись, она не представляла, какое впечатление останется и как она будет об этом говорить со Слейдом. Она знала, что очень впечатлительна, и поэтому, конечно, найдет в его книге какие-нибудь достоинства. Но теперь ей хотелось бы понять другое. Насколько ее чувства к Слейду повлияли на восприятие рукописи, которую она только что прочла.

"Совсем не повлияли», – решила она. Она не успела дочитать до конца первую главу, как позабыла, почему, собственно, читает эту книгу. Она приняла ее всем сердцем. И теперь она куда лучше понимала самого Слейда.

Он обладал такой проницательностью, о которой она могла только мечтать, такой способностью понимать души людей, которой можно только позавидовать и восхищаться. Он был экономен в словах, но текст был полон внутреннего смысла. Сам он был скуп в проявлении чувств, но его персонажи обладали такими духовными богатствами, которые они могли позаимствовать только у своего творца.

Она, несомненно, ошиблась, сказав ему как-то, что он не знает женщин. Он знал их – пожалуй', даже слишком хорошо, решила она. Как много он замечал и видел в ней такого, что она считала сугубо личным, недоступным постороннему взгляду. Сколь много он понимал, когда прикасался к ней, из того, что она считала сокровенным, известным только ей самой?

Понимает ли он, что она его любит? Джессика непроизвольно взглянула на дверь из спальни в гостиную. Слейд продолжал печатать. Нет, не может он знать, как глубоки ее чувства. Он, конечно, и не подозревает, тут она слегка улыбнулась, что она полна решимости не дать ему уйти из своей жизни, независимо от того, когда и как разрешится создавшаяся ситуация. О, если бы он знал о ее намерениях, он бы держал ее на приличном расстоянии. Осторожный человек. Слейд считает, что он создан для одиночества. «Нет, – решила Джессика, – судьба приготовила ему кое-какие сюрпризы». Когда ее собственная жизнь снова будет принадлежать ей самой, она продемонстрирует ему, какие именно.

Джессика встала и пошла к двери. Слейд сидел к ней спиной, руки бегали по клавишам. Он даже не услышал, как она вошла, настолько глубоко был погружен в свои мысли. Не желая ему мешать, Джессика прислонилась к дверному косяку. Пепельница у его локтя наполовину заполнилась окурками, в ней лежала еще тлеющая забытая сигарета. Кофейная чашка была пуста, но к обеду он не притронулся, и Джессика вдруг почувствовала, что ей, по примеру Бетси, хочется выругать его за пренебрежительное отношение к еде.

Вот так все может быть, вдруг поняла она, если мы переживем этот кошмар. Он бы стал здесь работать, а я бы слушала стук его машинки, когда приходила домой. И иногда, по ночам, он вставал бы и плотно прикрывал дверь, чтобы этот стук меня не будил. А по воскресеньям, утром, мы бы гуляли по берегу.., сидели бы у камина, глядя на огонь, в дождливые дни. «Да, – подумала она, закрыв глаза, – это могло бы случиться. Когда-нибудь. Однажды».

Устало вздохнув, Слейд перестал печатать и потер затекшую от неподвижности шею. То, что вело его и понукало три последних часа, вдруг исчезло, и он не знал, что делать дальше.

Он машинально потянулся к чашке, но она была пуста. Может быть, если спуститься вниз и попросить еще, порыв вернется. Пока он раздумывал над этим, подошла Джессика.

Обняв его руками за шею, она прислонилась щекой к его голове. Любовь бешено стучала в ее жилах. Она крепко его обняла, проглотив слова, которые он, возможно, еще не готов услышать. Есть другие, и ей тоже хочется их сказать. Он не знает, но у них будет много времени.

– Слейд, никогда не переставай делать то, к чему ты предназначен судьбой.

Не совсем уверенный в том, что она имеет в виду, он нахмурился:

– Сколько ты прочла?

– Все, что ты мне дал, – и мне мало. Когда ты закончишь? О, Слейд, это просто чудесно! – сказала Джессика, не давая ему заговорить. – Это прекрасное произведение, все, все: слова, чувства, люди.

Слейд повернулся так, чтобы видеть ее лицо. Ему не нужны банальности, пустые комплименты, от нее особенно. Ее глаза сияли, но его взгляд оставался холодным и настороженным.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что ты рассказал о людях, которых мы все встречали или знали. – Она пошевелила пальцами, словно в поисках нужных слов. – Потому что ты заставил меня плакать, и содрогаться от страха, и смеяться. Там есть такие места – та сцена на парковке в главе седьмой. Я ее не хотела читать. Она такая жестокая, дикая. Но я все равно прочла, хотя мне это было больно. Слейд, никто из тех, кто прочтет твою книгу, не останется к ней равнодушным.

Она положила ему руки на плечи.

– А разве не для этого писатель пишет?

Он в упор смотрел ей в глаза. Он ждал, он взвешивал то, что услышал, он сравнивал это с тем, что видел.

– Знаешь, – признался он, – я только сейчас понял, как испытывал судьбу, позволив тебе прочитать рукопись.

– Испытывал судьбу? Почему?

– Если бы ты осталась равнодушной, я не уверен, что смог бы закончить роман.

Большего он не мог бы сказать при всем желании. Джессика прижала его ладонь к своей щеке. Понимает ли он, что значит для нее эта одна-единственная фраза?

– Да, я была тронута, Слейд. Когда это опубликуют и я прочту твою книгу, то всегда буду помнить, что часть ее была написана здесь.

– Собираешься в честь этого возвести монумент? – улыбнулся он.

– Нет, повесить скромную мемориальную дощечку, – и, нагнувшись, она его поцеловала. – Не хочу, чтобы ты очень уж возгордился. А как с литературным агентом? У тебя есть такой? – неожиданно поинтересовалась Джессика.

Слейд хмыкнул и усадил ее к себе на колени.

– Да, есть, но пока наши отношения не слишком выгодны для нас обоих. Он продал несколько моих рассказов и делает все, что полагается делать агентам, стараясь продать один мой роман.

– Один твой роман? – Джессика отстранилась, потому что Слейд стал игриво покусывать ей мочку уха. – Так у тебя есть и законченное произведение?

– М-м-м. Иди ко мне. – Ему очень хотелось прижаться губами к укромному и очень чувствительному местечку, где шея переходит в плечо.

– О чем он? – Она опять отстранилась. – Когда я смогу его прочитать? Он такой же интересный, как этот?

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты задаешь слишком много вопросов?

И, просунув руку под ее свитер, Слейд накрыл ладонью ее грудь. И тут же почувствовал, как у нее сильно забилось сердце.

– Вот это мне нравится, – пробормотал он, целуя ее в шею. – Стоит только прикоснуться к тебе, и пульс твой пускается вскачь.

Он погладил ее сверху вниз до талии.

– А ты похудела, – нахмурился Слейд. – Ты стала слишком тонка. Ты вообще когда-нибудь ешь?

– А тебе когда-нибудь говорили, что ты слишком много болтаешь? – спросила Джессика и поцеловала его в губы.