– Первый муж Лилианы умер, – прошептала Джесси. – Он был любовью всей ее жизни.

– Нет. То был Роджер.

– Роджер? – переспросила Сюзанна.

– Второй муж, – сказала Кэт. – Он не хотел иметь детей, а она так безумно его любила, что согласилась. А за два дня до ее сорокашестилетия он сбежал с двадцатипятилетней сикильдявкой.

– Мама, ей было двадцать четыре.

– Да неужели? И вообще она оказалась беременной. Боже мой, нет в мире справедливости! А ведь Лилиана отдала этому человеку восемнадцать лет жизни. С тех пор она уже никогда не была прежней.

– Живет теперь с мамой.

– Просто у нее не оставалось выбора. При таком-то раскладе…

Лилиана направилась через дорогу к своему бутику, и тут на горизонте возникла массивная фигура Артуро. При виде Лилианы Артуро, явно не привыкший к заданному темпу, прибавил шагу, нелепо размахивая на ходу руками. Должно быть, он ей что-то сказал, поскольку Лилиана на секунду остановилась, а потом, небрежно кивнув, исчезла в своем магазине.

Артуро застыл в не слишком элегантной позе лицом к «Уникальному бутику», совсем как большой автомобиль, которому не хватает пространства для парковки. Затем, бросив виноватый взгляд на магазин Сюзанны, он открыл дверь и вошел внутрь.

Джесси, которая все прекрасно видела, включив кофемашину, невинным тоном спросила:

– Ну как, Артуро, пришел за дозаправкой?

– Если не возражаете, – сказал он, грузно опустившись на табурет.

– Я так и знала, что ты вернешься за второй чашкой. Итальянцы любят свой кофе. Разве нет?

Сюзанна, которая поначалу с неприязнью слушала этот шутливый разговор, внезапно почувствовала, что ее опасения тают, точно прошлогодний снег. Бросив взгляд в окно, она удостоверилась, что Лилиана снова вернулась в свое царство пуговиц, воротничков и экипировки из дорогих тканей. Было нечто такое в уязвимости Лилианы, ее зажатости и чопорности, что Сюзанне на секунду показалось, будто она воочию узрела призрак будущего Рождества[5].

– Ты придешь снова? – проводив Кэт и Артуро, поинтересовалась она у Джесси. Они, перевернув стулья, уже водрузили их на столики, и теперь Джесси подметала пол, а Сюзанна подсчитывала выручку. – Я была бы этому очень рада, – почти искренне добавила она.

Джесси, по своему обыкновению, улыбнулась широкой беспечной улыбкой:

– Если вас устраивает, я могу приходить до начала занятий в школе.

– После сегодняшнего дня мне вообще трудно представить, как я теперь буду без тебя обходиться.

– Ой, оставьте, ради бога! У вас все будет в порядке. Вам просто надо пообвыкнуть и познакомиться поближе с жителями нашего городка. Сделать так, чтобы в вашем магазине всегда толпились покупатели.

Отсчитав несколько банкнот, Сюзанна протянула их Джесси:

– Пока я не могу платить больше, но, если выручка с твоей помощью увеличится, я тебя достойно отблагодарю.

После секундного колебания Джесси взяла деньги и сунула в карман:

– Если честно, сегодня я ни на что не рассчитывала, но все равно спасибо. Я вас не слишком достала своей болтовней? Джейсон иногда от этого просто звереет. Говорит, будто я похожа на заезженную пластинку.

– Нет, мне даже нравится. – Сюзанна искренне надеялась, что со временем сможет в это поверить. – А если мне надоест, я всегда смогу воспользоваться твоим советом и повесить ту самую табличку: «Просьба не доставать меня разговорами». Ну или как ты там предлагала?

– Я попробую прозондировать почву. Хотя Джейсон точно не сможет сказать, будто нам не нужны деньги. – И с этими словами Джесси принялась ставить стулья на место.

Сюзанна проверила кассу и, начав ежевечернюю процедуру подготовки к закрытию, непроизвольно отметила, что сегодня вечером она впервые увидела на небе нежно-розовые закатные краски, которые мало-помалу становились насыщеннее. Вечернее солнце заливало помещение загадочным светом, смягчая темно-синие тени и озаряя красным сиянием пришпиленные к стене документы. Улочка за окном уже практически опустела: в этом городе все заведения закрывались довольно рано, и с наступлением вечера обычно только хозяева топтались у дверей своих магазинов, чтобы пожелать друг другу доброй ночи. Сюзанна любила это время суток: ей нравилась тишина, нравилось ощущение того, что день прожит не зря, нравилось знать, что утром найдет магазин именно в том виде, в каком оставила его накануне. Она беззвучно скользила по магазину, вдыхая витавшие в воздухе запахи мыла в вощеной бумаге и духов в причудливых бутылочках, прислушиваясь к тишине, наполненной отголосками смеха и болтовни сегодняшних покупателей, голоса которых, казалось, оставили после себя некое призрачное эхо. Магазин был для нее сладостной мечтой, но сегодня мечта эта наполнилась магической силой, словно покупатели и магазин поделились друг с другом всем самым хорошим, чем они обладали. Она присела на табурет и задумалась. Будущее уже более не казалось сплошной чередой запретов и разочарований; нет, перед ней открывались новые возможности, поскольку она оказалась в центре притяжения прекрасных вещей и самых разных людей. Она оказалась там, где могла оставаться самой собой, проявив при этом свои лучшие качества.

Удивительно, но магазин наполняет меня странными фантазиями, подумала она и невольно улыбнулась. В вечера, подобные этому, ей не хотелось уходить отсюда: она лелеяла тайную мечту поменять церковную скамью на старый диван, чтобы иметь возможность оставаться на ночь. В отличие от их семейного коттеджа, она чувствовала себя здесь как дома.

Очнувшись от грез, Сюзанна принялась убирать рекламную раскладушку с тротуара, но проходивший мимо Артуро, ни слова не говоря, забрал у нее раскладушку и так же молча занес внутрь.

– Прекрасный вечер, – заметил он, уткнувшись подбородком в мягкий красный шарф.

– Божественный! – ответила она. – Настоящий сицилийский закат. – (Он со смехом помахал ей огромной ручищей.) – Артуро! – окликнула его Сюзанна. – Скажите, а что это вы такое взвешиваете целый день? Я о тех цифрах, что выкрикивают ваши парни. Это ведь не вес сыров, да? Сыры вы взвешиваете на прилавке.

Артуро потупился и густо покраснел, что было видно даже на фоне оранжевых красок заката:

– Да так, ничего.

– Ничего?

– Это не совсем взвешивание…

– Ну, все эти «семь целых две десятых», «восемь целых одна десятая». Нет, вы наверняка что-то взвешиваете.

Он поднял на нее виноватые глаза, в которых играли озорные искорки:

– Мне пора идти. Честное слово.

– Ну признайтесь!

– Да тут и говорить-то особо не о чем.

– Тогда почему бы не сказать?

– Ну, я здесь ни при чем. Понятно? Это мои парни… Я велел им прекратить, но разве они послушают?! – (Сюзанна терпеливо ждала.) – Они оценивают… э-э-э… – (Сюзанна вопросительно подняла брови.) – …покупателей по балльной системе.