Леди Бертрам подскочила к тому, кого пираты называли Диком, и, размахнувшись, влепила ему пощечину, звон от которой в наступившей тишине прокатился от носа до кормы.

– Ты жалкий холуй! – воскликнула она. – Ты всегда был настоящим ублюдком своей матери-потаскушки и носил шпагу как вор! Жалкий неудачник, ты наконец нашел достойное тебя общество! Ха-ха, – в исступлении она расхохоталась. – Как я могла полюбить такое ничтожество, такую дрянь! И ты еще можешь осуждать меня за брак с человеком, у которого ты не достоин быть даже лакеем! Будь ты проклят!

Наверное, если бы в толпе пиратов внезапно разорвалось пушечное ядро, то и это не произвело бы такого оглушительного эффекта, как эта сумасшедшая выходка обезумевшей женщины. Закоренелые бандиты оторопели. На их глазах сам квартирмейстер Черного Пастора получил пощечину, и от кого – от захваченной в плен бабенки, которой следовало бы в ногах валяться, выпрашивая пощады, чтобы ее не пустили по кругу! Они недоуменно молчали.

Черный Билл оказался куда сообразительнее.

– Ага! Вон оно что! – заорал он. – Вы с джентльменом не поделили эту маленькую шлюшку, Дик! И ты остался на бобах! Но разве я не учил вас, что все зло на земле происходит от баб и это паскудное племя нужно сразу выбрасывать за борт? Разве я не говорил этого? Говорил, но ты не слушал! И теперь пожинаешь плоды! Тебе придется сильно постараться, чтобы убедить нас всех, что ты по-прежнему достоин быть нашим квартирмейстером! Верно, джентльмены?

Пираты грозно загудели. Предложение капитана им понравилось. Может быть, мысленно кто-то из них уже примерял на себя почетную должность хранителя общей добычи. Момент был очень щекотливый, но Дик вышел из него с блеском.

Он медленно повернулся к молодой женщине и, глядя ей в глаза, сказал с непонятной улыбкой – так тихо, чтобы никто на палубе не слышал этих слов:

– Ты воистину мой злой гений, Лукреция! Из-за тебя я разорил мать, опозорил свое имя и лишился родины, из-за тебя я превратился в подонка и скитаюсь по морям. Но ты нашла меня и здесь. Я хотел спасти тебя, но ты сама все испортила. Исправить уже ничего невозможно, ты станешь такой же общей добычей, как и все на этом корабле. У меня есть только один выход. И я буду молиться за тебя – это все, что я могу теперь для тебя сделать.

Но Лукреция, будто не слыша его, смотрела в этот момент в другую сторону – туда, где, несокрушимой скалой стоял лорд Уильям Бертрам.

– Ты должен спасти этого человека! – вдруг сказала Лукреция. – Роджер, ты же не настолько низко пал, чтобы убить его!

– О, дорогая, ты научилась состраданию! – злобно огрызнулся Роджер в ответ. – Он кончит свою жизнь на рее! Но у тебя еще будет время для покаяния – это я обещаю.

Он повернулся и зашагал в ту сторону, где стоял Черный Пастор. Они тихо обменялись несколькими фразами. Кажется, на этот раз капитан был удовлетворен. Он тряхнул своей страшной головой и прорычал:

– Спокойно, ребята! Наш Красавчик Дик остается с нами! Он говорит, что мы его не так поняли, и просит позволить ему стать орудием Провидения! Он придумал для нас славное и поучительное зрелище! Шлюпку на воду, ребята! Слушай команду нашего Дика Шутника! Нашего Веселого Роджера!

Порыв справедливого негодования иссяк у Лукреции так же внезапно, как и возник. На нее снова нашло оцепенение, сквозь которое она слышала когда-то любимый голос, повторяющий ненавистные строки ненавистного гения:

– Таков мой долг. Стереть ее с земли! Я крови проливать ее не стану и кожи не коснусь белей чем снег...

Лукреция почти равнодушно смотрела, как взмывает на грот-рею тело ее мужа, как оно корчится и бьется в конвульсиях.

– Нет больше у меня жены на свете. Какой доселе небывалый час! Как будто в мире страшное затменье, луны и солнца нет, земля во тьме и все колеблется от потрясенья...

Если бы она могла в тот момент полностью осознать весь ужас происходящего, то, вероятней всего, ее рассудок навсегда помутился бы. Но Господь сжалился над ней, накинув на него спасительную пелену отчуждения.

– Смертельная тоска, нельзя глядеть. Не стало правды, пусть и все уходит...

Вот и ее саму хватают чьи-то грубые руки и швыряют в лодку, вот она уже болтается на зеленых волнах, без весел, без еды, без надежды.

– Все пройдено, я у конечной цели. Зачем вы в страхе пятитесь назад?

Корабль ложился на другой галс, и черная израненная громада медленно удалялась от брошенной шлюпки. На грот-мачте больше не развевался английский стяг, не было вымпела и на бизань-мачте.

А она, глядя невидящими глазами на человека, оставшегося на палубе в таком же одиночестве, прошептала ему в ответ:

– Когда-нибудь, когда нас в день расплаты введут на суд, один лишь этот взгляд меня низринет с неба в дым и пламя...

Женщина обхватила голову руками и дико расхохоталась. Потом она поднялась, с трудом удерживаясь прямо в раскачивающейся шлюпке, и, откинув со лба спутанные волосы, закричала:

– Я вернусь, Роджер, слышишь, я вернусь за тобой!

Неподалеку догорала брошенная пиратами шхуна.

– Вы не слушаете меня, мадам Аделаида! – донесся до нее приятный голос капитана Ришери.

Он уже несколько минут с любопытством посматривал на нее. Кажется, она слишком увлеклась воспоминаниями. Нужно быть осторожнее. Мужчины не должны видеть ее слабостей, пока она сама этого не захочет. Лукреция улыбнулась.

– Действительно забавный обычай! – сказала она, кивая в сторону развлекающихся моряков. – Однако не слишком ли крепко он колотит их своим деревянным мечом?

– Им это только на пользу! – посмеиваясь, сказал Ришери. – Трудно быть неофитом!

– А вам никогда не приходило в голову, капитан, что мы все в этом мире неофиты? – спросила Лукреция насмешливо. – И в этом качестве проходим всю жизнь, принимая от Фортуны крещение за крещением?

Ришери засмеялся.

– Вы необыкновенно умная женщина! – произнес он. – Я вами восхищаюсь.

Однажды поутру Лукрецию отвлек от ее утреннего ритуала боцманский свисток. Она дернула за шелковый шнурок, и вскоре из соседней каюты, которую в неравных частях делили багаж миледи и ее служанка, появилась Берта.

– Узнай, что там происходит, и доложи мне, да поживей!

Берта кивнула и, оправив фартук, не спеша удалилась.

Не прошло и получаса, как степенная матрона спустилась вниз по трапу и доложила:

– Там одного матроса давеча поймали на воровстве у своих же товарищей. Капитан вчера после ужина приговорил его к порке. Боцман сзывает всю команду на верхнюю палубу.

– Ну что ж, я столько об этом слышала, но ни разу не видела. Должно быть, это поучительное зрелище, благотворно действующее на дисциплину этой банды. – Лукреция откинула с плеч волосы и отвернулась от зеркала. – Подай мне вон тот шелковый плащ с капюшоном и полумаску. Я выйду.