– Да, несу полную ответственность, – улыбнулся Капрэлян, – так и передайте по начальству: «Капрэлян сам принял решение».

– Вы уж извините. – Ветров смутился. – Но в данном случае ни мы, ни Красноярск не могут дать разрешения на вылет…

– Я работал с таким грузом, – успокоил Ветрова Капрэлян, – опасность, конечно, есть, но не так уж велика, как кажется. А Козлова я должен предупредить… Будем считать этот вылет испытательным.

Разговор обоим был неприятен. Рафаил Иванович подумал, что, будь воля самого Ветрова, наверное, тот, не раздумывая, сам поднял бы вертолет. Но как человек, получивший приказ еще раз напомнить Капрэляну о той ответственности, которая ляжет на него в случае неудачи, он обязан был говорить на эту тему, которую летчики не затрагивают обычно. Особенно перед вылетом.

Козлов ждал Капрэляна в кабине.

Они поняли друг друга с полуслова, и Рафаил Иванович не стал говорить «о риске», «об ответственности» и всем остальном, что к их профессии, по сути, не имело отношения. А Козлов, хоть и немало был наслышан о знаменитом испытателе вертолетов, сразу почувствовал в Капрэляне товарища, а громкие звания не имели никакого значения.

Эвакуация «шарика», как это и бывает в подобных случаях, заняла всего два часа и прошла гладко, без осложнений. Капрэлян легко поднял аппарат, завис над просекой, словно проверяя трос на прочность, а потом повел вертолет в Туру напрямик. Встретился на пути холмик, но машина послушно взяла вверх, а «шарик» висел неподвижно, не раскачиваясь.

Пожалуй, лишь Козлов по достоинству оценил мастерство испытателя, а остальным, в том числе и Палло, подумалось, что напрасно, наверное, вызвали из Москвы Капрэляна – справились бы и сами.

На аэродроме разъединил замок рановато, и «шарик» приземлился не мягко, а с глухим ударом, который привел в бешенство Палло, хотя с аппаратом ничего не случилось.

Произошла ссора, о которой позже Палло горько сожалел.

– Вам не изделия возить, а… – Палло подыскивал слова. – …А чугунные болванки. Бракодел!

Капрэлян обиделся на «бракодела», словечко-то нечасто встречается в авиации. Летчик вспылил:

– С этой обгорелой штуковиной ничего не будет. А вы, гражданин самозваный начальник, действительно правы: у меня дела поважнее, чем возить ваши железки!

Через два часа Рафаил Иванович улетел в Красноярск. Свое задание он выполнил, а в Москве его ждала новая машина. Ее испытания надо было закончить к Новому году, график работы никто отменять не собирался.

Палло не провожал Капрэляна. Он попросил начальника аэропорта истопить баньку и, захватив с собой Ветрова и Комарова, отправился туда «поговорить о будущем».

Ветров сначала сопротивлялся, мол, не по-людски получилось с известным человеком, но Палло резко оборвал его:

– То, что было, позабыто. Нам работать надо, а не сантименты разводить. Ясно?

Спорить с ним было бесполезно, да и опасаться начал Ветров этого «эстонца» – лучше уж уступить ему.

В бане уже парился кто-то. На лавке лежали оленья шуба, галифе и гимнастерка без погон.

Палло недовольно поморщился, но смолчал. Дверь парной приоткрылась, и в щели показалось улыбающееся бородатое лицо. Палло узнал того мужичка, который прилетел вместе с Козловым в тайгу. «Метеоролог», – вспомнил он. Да, это был Мангулов.

– Что, прилипчивый я, как первый гнус? Да не дергайся, вижу, нос в сторону воротишь. – Мангулов говорил громко. Лицо раскраснелось, раздалось от пара и теперь казалось совсем круглым. – А разве без Мангулова настоящую баню сделаешь? На всей Тунгуске не сыщешь лучше, так что придется тебе мириться со мной… Зря косишься, «эстонец», думал, с тобой кто из физиков или грамотных в нашем деле людей будет, но ошибка вышла. Раз так, значит, не вы мне, а я вам сгожусь. Ну а если навяз сильно, то и в наше положение войди: сидим в тайге, на небо смотрим, за день двумя словами с женой перебросишься и молчок. От людей отвыкать начинаешь, а тут ракета, вертолет, народу набилось в Туре столько, что на съезд больше не соберешь. Разве могу я у себя сидеть? Иди-ка лучше погрейся в баньку, «эстонец». Она как раз созрела впору, Мангулов свое дело знает, раз его просят.

Палло почувствовал себя виноватым перед этим человеком.

– Кажется, вы что-то необычное видели, – начал он.

– Успеется. – Мангулов подмигнул Ветрову. – Погреться вам надо, а о своем я расскажу. Обязательно. За этим дело не станет.

Банька была истоплена и впрямь хорошо. Она напомнила Палло ту, теперь такую далекую, в его родном Тарту. Далекую – нет, не из-за расстояний, что по нынешним временам полдня лету. Вот уже три года не мог вырваться в отпуск, съездить к своим, порыбачить на озерах, попариться в баньке с отцом, потолковать с ним за бутылкой пива. На весь вечер уходили они в баню, там и о завтрашнем дне поговорить можно, и о видах на урожай, и о московской жизни сына. И душевный идет разговор, откровенный, мужской… Да, давно не видел отца, скучал по нему.

– Что, Эстонию свою вспомнил? – вдруг спросил Комаров, и Палло вновь удивился, как этот, в сущности, малознакомый человек так точно угадывал его мысли.

– Нет, – не признался Палло, – в тупик загнал он меня. – Палло кивнул в сторону Ветрова.

– Не сможет сесть ваш транспорт, – повторил тот, продолжая прерванный час назад разговор, – даже если всех летчиков-испытателей призовете сюда, – уколол он Палло. – Ну, допустим, посадим машину, погрузим ваш «шарик», но сам господь бог не взлетит с такой полосы. И людей, и технику угробим.

– А если я разрешение получу? – не сдавался Палло.

– Знаю, что ваша организация и этот самый Королёв многое могут, – спокойно ответил Ветров, – уже убедился на собственной шкуре. Однако, во-первых, через технику не перепрыгнешь, а во-вторых, обидно, если вся работа коту под хвост. Рисковать тоже надо уметь, со смыслом… Лучше разрешение для Козлова получи, мол, есть ему полное доверие, а разные инструкции пока недействительны. Тогда твой «шарик» до Туруханска доберется.

– Слышал я, что в Финляндии многие совещания в бане проводят, – рассмеялся Комаров. – И дела обсудят, и вымоются… Доля истины есть, Арвид, в его словах.

– Ветров из наших краев, соображает, – вмешался Мангулов.

– Ты мне характеристику не сочиняй, – вдруг обиделся Ветров, – но если свой транспортик все-таки в Туру пригоните, я на нем полечу. Без себя не выпущу, это точно. На Иле сажусь здесь, каждый раз сопочке кланяюсь: спасибо, родная, не приголубила. Красивенькая она, когда с земли глядишь, а стоит точно по курсу. Отсюда-то далеко вроде до нее, а в самолет сядешь – сразу стеной перед глазами вырастает. Вот если бы ее убрать…

– Ты ему такие идеи не подсказывай. –