Пока плод находится в материнской утробе, давление и уровень кислорода в его аорте и легочной артерии одинаковы, так что до рождения Кирсти ничто не угрожало. Однако после появления ребенка на свет кровообращение в его раскрывшихся легких отделяется от общего кровотока – давление и уровень кислорода в легочной артерии падают. Таким образом, у детей с АОЛКА и кровоток, и уровень насыщения крови кислородом в жизненно важной левой коронарной артерии тоже резко снижаются. Уже в больнице при первых попытках покормить Кирсти грудью девочка начинала кряхтеть, и Бекки заметила, что у нее на переносице выступала испарина. Кормление неизменно вызывало у ребенка беспокойство и доставляло ему явный дискомфорт.

С сыном все было по-другому, поэтому Бекки попросила педиатра осмотреть Кирсти еще раз. Ей сказали, что беспокоиться абсолютно не о чем. Только это и хотят услышать встревоженные родители, но в действительности никто не потрудился узнать, что же не так с младенцем. Такая вот паршивая у нас медицина. В итоге Бекки ничего не оставалось, кроме как забрать свою раздражительную, но от этого не менее драгоценную малышку домой.

Миновало несколько недель, и у Бекки не осталось сомнений: у ребенка серьезные проблемы со здоровьем, поскольку каждое кормление сопровождалось сильным потоотделением и рвотой. Кирсти дышала с трудом, сжимала крошечные кулачки и плакала до потери пульса. Мать показывала ее семейному врачу чуть ли не через день, но ей все так же расплывчато и неубедительно повторяли, что беспокоиться не о чем. Каждый такой визит к врачу оставлял неприятный осадок: складывалось впечатление, что у Бекки невроз и она не справляется с материнскими обязанностями.

Несмотря на частое дыхание, температуры у Кирсти не было. Признаки инфекции дыхательных путей отсутствовали, да и живот был мягким, а значит, причина не в непроходимости желудка или кишечника. Все распространенные детские заболевания были исключены. Друзья и родственники предлагали разумные объяснения: вероятно, это колики, и малышке обязательно станет лучше. Между тем Бекки, лишенная поддержки мужа, который работал за границей, все сильнее переживала. Кирсти не набирала вес. Вид у нее был нездоровый и измученный, а ее кашель напоминал собачий лай.

На самом же деле у ребенка раз за разом повторялись сердечные приступы, сопровождавшиеся мучительной болью в груди, на которую Кирсти не то что не могла пожаловаться – она даже не понимала, что происходит. Человеческий организм порой бывает до абсурда жестоким.

Наконец, устроив истерику в кабинете семейного врача, Бекки настояла на том, чтобы Кирсти направили в местную больницу. Дважды малышке делали рентген органов грудной клетки, и оба раза диагностировали бронхиолит – воспаление дыхательных путей.

Однажды во время послеобеденного сна кожа Кирсти посерела. Девочку с трудом удалось разбудить, и выглядела она очень вялой. Запаниковав, Бекки схватила ее и побежала к семейному врачу. Правда, к тому моменту, как он смог их принять, девочка пришла в себя и порозовела. В адрес Бекки снова полетела незаслуженная критика. Ей велели перестать волноваться по пустякам, добавив, что, пока она отнимает у врача время, в очереди ждут дети, которые действительно серьезно больны. Мать с ребенком практически вышвырнули из кабинета, всучив очередной рецепт на антибиотики. Никто так и не обнаружил, что у Кирсти увеличено сердце.

Тревога Бекки сменилась отчаянием. Инстинкты твердили ей, что произойдет нечто ужасное, если не проявить настойчивость, и она поехала в отделение неотложной помощи небольшой районной больницы, где попала на прием к сердобольной женщине-врачу, у которой тоже были дети. Зная по собственному опыту, что материнский инстинкт обычно не подводит, та направила их в более крупную городскую больницу на осмотр к дежурному педиатру.

Вечер выдался ужасно холодным, даже морозным, а Бекки и Кирсти несколько часов просидели в неотапливаемом больничном коридоре. Мать старалась согреть девочку, но та становилась все более вялой и серой. Ближе к ночи их наконец приняли. Младший врач предположил, что у ребенка бронхиолит, и хотел отправить их домой, даже не попытавшись во всем разобраться. Такое ощущение, что кроме бронхиолита эти врачи ни о каких других детских болезнях и не слышали. Бекки была на взводе, но боялась, что ее выдворят прочь, если она начнет возражать.

Когда она заявила, что не уйдет без рентгена органов грудной клетки, ее отчитали за неблагоразумное поведение: с ее стороны было безрассудством беспокоить страшно занятого в столь поздний час дежурного рентгенолога. Однако в итоге мать с ребенком отправилась в одиночку по плохо освещенным коридорам и обледеневшим дорожкам больничной территории на поиски отделения рентгенологии. Уже давно перевалило за полночь, когда Бекки вернулась и показала медсестре снимок, говоривший сам за себя. А затем опять уселась в коридоре, чтобы ждать.

Прошло еще тридцать минут – и вдруг поведение больничного персонала резко изменилось. Кирсти и Бекки провели в палату, где находилось несколько врачей. Они перешептывались с серьезным выражением лица, туда-сюда сновали медсестры с капельницами и лекарствами. Это пугало больше, чем наплевательское отношение. Сначала недоброжелательная, а теперь смущенная медсестра отвела Бекки в сторонку, чтобы объяснить, что Кирсти переводят в отделение детской кардиологии в Оксфорде. Отвезут на «Скорой». Внезапно девочка оказалась настолько больна, что здешние врачи не в состоянии ей помочь.

Так что же обнаружилось на рентгеновском снимке? Из-за чего всполошилась вся больница? Сердце Кирсти было огромным. Никто так и не удосужился ее толком осмотреть, но на рентгеновской пленке проблема была очевидна.

Все было иначе, когда мать с дочерью прибыли в Оксфорд. Ординатор отделения детской кардиологии встретил «Скорую» и отвел их в палату, где лежали дети с серьезными заболеваниями сердца, наперебой пищали мониторы и даже глубокой ночью кипела активность.

Ник Арчер прибыл в три часа ночи. Когда он принялся осматривать Кирсти, его тут же обеспокоила температура ее тела. Несмотря на все усилия Бекки, девочка оставалась ледяной – ее требовалось поместить в инкубатор. Ей быстро сделали ЭКГ и взяли кровь на анализы, после чего принесли аппарат для эхокардиографии, чтобы внимательно изучить камеры сердца. Поначалу все выглядело многообещающе. Все четыре камеры были на месте, и явные щели между ними отсутствовали. Вместе с тем и левый желудочек, и левое предсердие были увеличены, особенно желудочек. Это объясняло сердечную недостаточность, а также шокирующий рентгеновский снимок.