Егор только пожал плечами. А что он мог сказать? О чем вообще мог говорить в подобных обстоятельствах рассекреченный тайный агент, так и не успевший приступить к выполнению своего задания?

— Разумеется, к тому, чего Когану знать не полагается, я вас допускать не буду, — на всякий случай уточнил док.

Егор усмехнулся:

— А здесь есть то, чего ему не следует знать?

— Всегда и везде есть то, чего другим знать не следует. — Док назидательно поднял палец. — Кстати, об этом разговоре комброну тоже лучше не знать. Вы должны понимать: это в ваших же интересах.

«Верно, — мысленно согласился Егор. — В моих. Как только Когану станет известно, что его засланного казачка раскусили, казачок этот, скорее всего, будет вычеркнут из списка пассажиров бронепоезда».

— Да, — удовлетворенно кивнул док, — я вижу, вы все прекрасно понимаете. Значит, мы договорились?

«Договорились, док, договорились, хрен с тобой».

— Вот и хорошо. — Вряд ли научный консультант умел читать мысли, но просчитывал человеческую реакцию на свои слова он безошибочно. — Для начала можете сообщить при случае Когану, что ваша зона деятельности ограничена боевым отсеком, а проникнуть дальше, в исследовательский, у вас пока нет никакой возможности. Собственно, так и будет до конца экспедиции — об этом предупреждаю сразу, чтобы у вас не возникло никаких иллюзий. А теперь, извините, я должен вас покинуть.

Док легко приподнял пакет с мертвой тварью. Он оказался не так уж и слаб, этот хлипкий на вид интеллигентик.

— Мне нужно работать. Все вопросы — к Марине. В боевом отсеке можете чувствовать себя как дома. Но только в нем, — улыбнулся док.

Внешняя переходная дверь, ведущая в исследовательско-лабораторный отсек, закрылась прежде, чем открылась внутренняя. Егор снова не смог разглядеть, что скрывается за внутривагонным тамбуром.

Дальние — старые, павшие и обезлюдевшие подмосковные Форпосты остались позади. Вокруг раскинулась враждебная территория. Тварей пока видно не было, и на бронепоезд никто не нападал. Но как долго продлится такая благодать?

На пустынной как после атомной войны Орехово-Зуевской станции Коган рискнул сделать короткую остановку. Комброн распорядился отцепить от состава и пустить вперед бронелетучку со страховочно-грузовой платформой. Автономная мобильная разведгруппа должна была проверять пути и заранее сообщать по рации об опасности.

Бронепоезд следовал сразу за бронелетучкой — так, чтобы не терять сцепку из виду. Это позволяло в случае необходимости быстро прийти на помощь разведчикам, а также вовремя обнаружить пространственную аномалию, которая могла поглотить головной дозор.

И разведгруппа, и основной состав двигались со средней скоростью, держа под прицелом подступы к железнодорожному полотну.

Док возился в своей лаборатории, препарируя «жука». Марина уткнулась в мониторы пульта наблюдения. Егор, заняв место башенного стрелка, тоже следил за окрестностями. Ворочая из стороны в сторону пулеметно-гранатометную спарку, он смотрел, смотрел, смотрел…

Унылые картины разрухи и запустения тянулись, по обеим сторонам железки. Урбанистические пейзажи встречались еще довольно часто. Но лучше бы их не было вовсе. Проносившиеся за бронестеклами триплексов безжизненные города, обезлюдевшие городки, опустевшие поселки и станции, ржавеющие остовы автомобилей, заросшие бурьяном поля и шоссе с потрескавшимся асфальтом производили гнетущее впечатление.

Трубы заводов и котельных больше не коптили небо. Со столбов, выстроившихся вдоль железнодорожной насыпи, свисали оборванные провода. Некоторые столбы покосились. Некоторые — уже валялись на земле.

Уже… Вот то самое слово, характеризующее начало конца.

Все уже заканчивалось. Еще не кончилось совсем, но УЖЕ…

Остатки цивилизации уже мешались с лесными массивами и тонули в них, растворяясь в буйной зелени. Удивительно, как быстро и как сильно может измениться обжитая человеком территория, когда человек уходит с нее навсегда.

Природа радовалась отступлению своего царя и, сбросив тягостное бремя, отплясывала пляску победителя. И хотя победила в затяжной войне с наглым, ненасытным и беспощадным гомо сапиенс не она, природа все же могла в полной мере воспользоваться плодами этой победы.

Лес наступал на железку с двух сторон. Лес настолько густой, что даже при помощи воздушной разведки невозможно было бы выяснить, что скрывается под плотными кронами деревьев и в непролазных зарослях подлеска. Скоро уже, совсем скоро «зеленка» возьмет штурмом невысокий оборонительный вал железной дороги, захватит и перережет пути. И тогда блокада, столичного Кольца станет полной.

Егор с тоской смотрел на соседнюю колею. А рельсы-то ржавеют. И шпалы подгнивают. И насыпь осыпается.

Даже если столица способна продержаться дольше, чем предсказывал док, насколько хватит этой растянутой по земле лесенки из рельсов и шпал? Как долго прослужит людям спасительная дорога жизни, прежде чем ее сожрет коррозия и погребут под собой трава, кусты и молодые деревца?

Сколько ей осталось времени, если миссия спецбронепоезда провалится? Год? Три? Пять? И что будет потом?

За железнодорожными путями, как и за любым другим хозяйством, нужен присмотр. В Подмосковье за железкой, соединяющей мкадовское Кольцо с Форпостами, следят ремонтные бригады, ее огораживают бетонным забором, минными полями и колючкой. Ее берегут и лелеют. Пока берегут и в меру своих сил лелеют. Но дальше столичные ремонтники выбираться не рискуют. Дальше железкой только пользуются. И то нечасто. И только экспедиционные бронепоезда.

Так кто же будет поддерживать ее в должном состоянии? Кому это нужно? Провинциалам, которых еще не схарчили интродукты и которые ненавидят укрывшихся за Стенкой москвичей не меньше, чем пришлых тварей?

Снова лязгнула и открылась дверь лабораторно-исследовательского отсека. Вышел док. В белом халате, в клеенчатом заляпанном переднике. На переднике и халате мешались темные потеки и влажные бесцветные пятна. На голове — докторская шапочка, на лице — медицинская повязка, спущенная под подбородок. Из кармана передника торчат хирургические перчатки.

Что ж, так и должен, наверное, выглядеть ученый после только что проведенной вивисекции.

В руках док держал пластиковый пакет. Тот самый, в котором заносил мертвого «жука» в лабораторию. Теперь разделанная тварь лежала в черном пластике компактно и занимала значительно меньше места, чем раньше. Острые срезы хитина в трех или четырех местах порвали пакет и выпирали наружу. Судя по всему, доку каким-то образом удалось раскромсать на части прочный панцирь, который не брали даже пули. Интересно, что у него там в секретной лаборатории за инструменты? Циркулярные пилы из титана? Промышленные дробильные установки? Алмазные резаки? Всепрожигающие лазеры?

— Егор, избавьтесь, пожалуйста, от этого. — Док бросил свою ношу на пол. Голос научного консультанта был возбужденным, глаза блестели. — Здесь фрагменты хитинового панциря. Боюсь засорить лабораторный слив.