Его стало относить течением, и он испуганно замолотил руками, выплевывая попавшую в рот воду.

Джордж лихорадочно соображал, что делать. Броситься в воду и спасать брата или сначала раздеться, а потом…

— Я тебя держу! — Джейн схватила брата за воротник рубашки и потащила к себе.

Он снова поскользнулся и рухнул в воду, и она прыгнула к нему, подняв фонтан брызг, стараясь держать корзинку высоко над водой и не опрокинуть ее. Они с хохотом вылезли на берег и упали на траву в мокрой, прилипшей к телу одежде, с всклокоченными волосами.

— Два яйца разбилось, — сообщила Джейн.

— Извини.

— Ничего страшного, ты не виноват.

Они стряхивали с себя воду и глупо улыбались.

Отжав волосы, она сказала:

— Мне пора возвращаться. Сегодня брат уходит на войну.

Они проводили ее до двора. Полуденное солнце палило, и Джейн сказала, что это очень хорошо, так как оно высушит ее волосы и одежду.

— Ладно, еще увидимся, — попрощалась она.

Чарльз и Джордж смотрели, как она вошла во двор и опустила корзинку на землю. Затем подбежала к Стюарту, долговязому парню с короткой армейской стрижкой, который радостно ей улыбнулся.

Он подхватил ее на руки и закружился вместе с ней, а Джейн закинула голову назад, обхватила его ногами за пояс и хохотала от восторга. Родственники столпились вокруг, глядя на них с добродушными улыбками.

— Ах ты, проказница! — кричал Стюарт. — Ты же вся мокрая! От тебя пахнет рекой и солнцем. Как же я буду скучать по тебе, солнышко ты мое!

Вот что должен описать для своей газеты мистер Макклэтчи, подумал Джордж. Вот такую скромную семью, у которой нет красивого дома и дорогих вещей. Зато их связывает любовь, что видно даже постороннему.

Макклэтчи мог сказать, что рассказ об обычной семье не заинтересует газету. Хотя именно такими материалами и прославился Джон Стейнбек.

— Я соскучился по папе, — шмыгнув носом, признался Чарльз по дороге в лагерь.

Джордж обнял брата за худенькие плечи.

Когда они вернулись в свой коттедж, Чарльз подробно рассказал о приключении. Как Джордж и предполагал, матери эта история совсем не понравилась. Она выговорила Чарльзу за то, что он промочил сандалии, и сказала:

— Ты приехал сюда, чтобы познакомиться с другими гостями лагеря, а не с детьми обслуживающего персонала.

— А разве это имеет значение? — спросил Чарльз.

— Конечно имеет.

— Почему?

— Потому что другие гости такие же, как ты. И вся твоя жизнь будет проходить в кругу таких людей.

— А если я не хочу дружить с людьми, похожими на меня? — упрямо возразил Чарльз.

Джордж усмехнулся:

— Теперь ты понимаешь, каково мне с тобой?

— Наплевать мне на тебя! — доверительно сообщил ему Чарльз.

Жизнь в лагере была интересной и захватывающей. Ребята разыгрывали истории из мифов, легенд, сказок… или сюжетов, которые накануне сочинял Джордж.

Джейн, которая была старше Чарльза, но младше Джорджа, стала их отличным товарищем. Она объявляла себя принцессой, которой принадлежат все земли вокруг. Чарльз по-прежнему увлекался Суперменом. Джордж рассказал им о трех мушкетерах — Атосе, Портосе и Арамисе, о том, как они всегда сражались плечом к плечу, защищая друг друга. Он научил их произносить по-французски девиз друзей: «Один за всех, и все за одного!» И с тех пор игра в трех мушкетеров стала их самой любимой.

Несмотря на недовольство матери, мальчики крепко подружились с Джейн. Ее родители также не одобряли этот тройственный союз. Они тоже считали, что хозяева и гости принадлежат к разным слоям общества, но миссис Гордон была слишком занята, чтобы уследить за дочкой.

Их любимым занятием стало восхождение на вершину Дозорной горы. Оттуда можно было увидеть все озеро, огибающую его дорогу и даже город, находящийся в десяти милях от дальнего берега озера. С высоты лагерь «Киога» с его бревенчатыми строениями походил на миниатюрную крепость-форт времен колониальных войн. В центре озера возвышался сказочно красивый островок, покрытый густым лесом.

У Джорджа уже несколько недель сильно болела голова, но он скрывал это от матери, опасаясь, что ему запретят выходить на улицу. Сегодня боль была особенно острая и резкая, словно ему вонзали кинжал. Не обращая на нее внимания, он забрался на каменистый выступ, уселся, обхватив руками колени, и стал следить за блестящей черной машиной, что ехала вдалеке по дороге. В тех местах редко Можно было увидеть машину, поскольку существовали строгие ограничения на снабжение бензином. Лишь время от времени появлялся фермерский грузовик или автобус, но чаще — лошадь с телегой. Даже состоятельные американцы оставляли свои автомобили дома, демонстрируя патриотизм.

— Ты куда смотришь? — спросила Джейн, присаживаясь рядом.

— Вон на ту машину.

За черной, как катафалк, машиной поднимались клубы дыма.

Они молча следили за ее приближением. Солнце подходило к зениту и пекло так немилосердно, что, казалось, ощущалось, как оно пульсирует. В высокой траве неумолчно стрекотали кузнечики, ветерок приносил запах летней зелени. Над цветами, покрывающими склоны горы сплошным ковром, хлопотливо жужжали пчелы. От Джейн тоже исходил запах — хвойного мыла, которое варила ее мама. Было так тихо, что он слышал ее медленное и ровное дыхание.

А потом она вдруг ахнула так неожиданно, что он чуть не упал с выступа.

— Ой! Машина сворачивает на дорогу к лагерю!

Она вскочила на ноги, Джордж скомандовал брату «Бежим!», и Чарльз в первый раз не стал спорить и требовать объяснений.

Они опрометью помчались вниз по склону. Джордж велел им ни о чем не думать. Репортер не делает выводов и прогнозов, пока у него не будут все факты. Даже самому себе Джордж запретил представлять, что он станет делать, если машина привезет новости об отце.

Но машина проехала мимо въезда в лагерь.

И тогда Джордж все понял — как и Джейн, которая стала громко всхлипывать.

Когда они добежали до участка Гордонов, блестящий служебный автомобиль уже был там. Ребята остановились слишком далеко, чтобы слышать голоса людей. Но все равно они поняли: у них на глазах происходило трагическое событие. Офицер в красивой форме снял фуражку и церемониально зажал ее под мышкой. Затем выпрямился и отдал честь.

Мать Джейн вышла во двор и застыла на месте.

Последовал короткий разговор. Миссис Гордон вдруг медленно осела на землю, как будто под ней ноги подломились. Офицер неловко поднял ее.

Джейн повернулась к братьям. В ее глазах застыли боль и горечь.

— Мне нужно идти, — сказала она необычным для нее серьезным и торжественным тоном, что сразу сделало ее старше.