Но диктатура не падает с неба. Она произрастает на хорошо удобренной почве. Почему в одной стране она возможна, а в другой — нет? Диктатура рождается лишь в обществе, в котором укоренились представления о необходимости подчинения властям. Тирании нужны граждане с покорными душами и податливыми мозгами, с молоком матери впитавшие философию самопожертвования и самоотречения, готовые отдать свои судьбы в руки государства. Тирании нужны люди, нуждающиеся в тиране, готовые в ответ на любой его приказ вскидывать руку в приветствии и кричать: «Хайль Гитлер!»

Тирании нужны люди, согласные подчиняться.

Например, многие граждане России и сегодня, после падения коммунистической системы, продолжают восхвалять Ленина и Сталина, словно ждут прихода нового авторитарного правителя.

Рудольф Гёсс, комендант Освенцима, с одобрением отзывался о таком состоянии духа среди народонаселения:

Каждый немец безоговорочно и безропотно подчинялся руководству государства, только оно было способно защищать истинные интересы народа и вести его в нужном направлении33.

Никакой тиран не справится с народом, который по-настоящему ценит свободу. Именно поэтому — по крайней мере, на сегодняшний день — диктатура в США невозможна, ведь она требует совершенно другого менталитета, чем тот, который был заложен в нас отцами-основателями.

Соединенные Штаты возникли на волне индивидуализма. Каждый гражданин был объявлен независимой, свободной личностью, наделенной неотъемлемыми правами. Главной ценностью был объявлен человек, а государство было поставлено ему на службу. Отвергалось всякое подчинение человека человеком. Новые представления о человеке сформулировал Томас Джефферсон. Он писал, что никто не рождается ни оседланным, ни одетым в сапоги со шпорами и готовым оседлать других.34 Иными словами, жизнь каждого человека принадлежит только ему, а не государству. Это был призыв не к самопожертвованию, а к построению собственного счастья, не к созданию государства-няньки, а к самоуважению и подчинению государства человеку. Функции государства строго ограничивались. Это состояние души очень хорошо передают фраза «Не наступай на меня» и лозунг «Свобода или смерть!»[12]. Согласитесь, в них куда больше энергии, чем в сегодняшнем нытье о социальных пособиях и бесплатной медицине.

Дух той — другой, молодой — Америки был силен до конца XIX в. Сегодня он постепенно угасает. Нам уже трудно представить себе, что когда-то президент мог наложить вето на закон о финансировании психиатрических клиник: «Я не вижу, где в Конституции написано, что федеральное правительство должно стать главным благотворителем». Эти слова были сказаны президентом Франклином Пирсом в 1854 г. Вот что еще он заметил по этому поводу: «Если мы примем этот закон, мы посягнем на важнейшие принципы, на которых стоят Штаты»35. Иными словами, закон противоречил Конституции, согласно которой государство должно защищать права личности, а не заставлять граждан жертвовать в пользу других.

Хотя этот принцип лежит в основе политической системы США, в ней с самого начала было заложено некое противоречие. Да, отцы-основатели создали прекрасную систему, призванную защищать свободу личности. Но они и не подозревали, что в ее фундаменте — моральном кодексе — есть маленькая трещинка. Дело в том, что идея эгоизма хотя и присутствовала, но не была четко сформулирована, а вот альтруизм отцы-основатели поддерживали явно. Да-да, они проповедовали свободу личности, тем самым подтверждая, но не озвучивая мысль о том, что человек является высшей ценностью. Но, отвечая на вопрос о том, что, по их мнению, составляет истинное благо, они отвечали: служить ближнему своему. Томас Джефферсон выступал против буквальной трактовки Библии, но считал альтруистические заповеди Христа «самым высоким и прекрасным моральным кодексом из всех существующих»36. Отпуская невинные комплименты в адрес альтруизма, отцы-основатели даже не подозревали, к чему это приведет. Разве могли они предположить, что в сознании людей свободная независимая личность превратится в «сторожа брату своему». Но шло время, и указанное противоречие стало проявляться все более явно.

Медленно, но верно достижения Американской революции сходили на нет. Права личности съеживались как шагреневая кожа, а государство набирало силу. Росли государственные расходы, плодились государственные учреждения, повышались налоги. Законов и ограничений становилось все больше. Коллективистское начало усиливалось. И вот мы превратились в нацию наполовину свободную, наполовину зависимую от государства. А ведь все началось с невинного утверждения, что мы должны помогать нуждающимся. Если мы не бросим вызов этой доктрине, все закончится плохо, и наша свобода иссякнет, а так называемая «сетка социальной безопасности» превратится в грубую ткань, из которой всесильное государство сошьет каждому из нас по смирительной рубашке.

Говорят, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Это правда, если «благом» считать альтруизм.

Многие считают, что альтруист готов пожертвовать состоянием, но никогда не откажется от идеалов, что он не меняет своих убеждений и живет в соответствии с принципами, которые проповедует. На самом деле это не так. Альтруист не может иметь убеждений.

Альтруисты вынуждены жертвовать не только материальными, но и духовными ценностями. «Нуждающиеся» опустошают не только кошелек, но и мозги.

Альтруисты вынуждены жертвовать разумом. Эгоизм человеческого сознания

Согласно этике альтруизма, следует делиться благами. Но любая оценка, т. е. определение чего-либо как блага, является результатом процесса мышления. Иными словами, вы определяете благо как нечто ценное для вас, как то, что вам нужно и что вы стремитесь приобрести. Жертвуя благом, вы жертвуете этими представлениями. Вы отказываетесь признавать, что ваша жертва представляет для вас ценность. Вы считаете что-то благом для себя, а альтруисты призывают этим благом пожертвовать, потому что истинное благо — это жертва.

Альтруистическая доктрина диктует нам, что именно мы должны считать не только полезным, но и истинным. Например, Управление по контролю за качеством продовольствия и лекарственных препаратов, имеющее монопольное право разрешать и запрещать лекарства, указывает нам, что следует считать правильным с точки зрения медицинской науки. Лекарство может помогать вам, но если его признают вредным для большинства населения, вы тоже будете должны считать его таковым.

Под контроль попадает и мир идей. Производитель фармацевтической продукции не имеет права не только продавать лекарства без разрешения Управления, но и предлагать медикам специальную литературу, содержащую выводы, противоречащие позиции этого учреждения1.

Альтруисты хотят, чтобы наши представления о мире соответствовали чужим представлениям. Мы не должны разделять идеи, против которых выступают «нуждающиеся». Например, в Канаде в тюрьме для особо опасных преступников охранникам запретили носить жилеты, защищающие от ножевых ранений, потому что «преступники могут подумать, что их считают опасными»2. В США в школьный учебник отказались включить рассказ про слепого смельчака, покорившего вершину Мак-Кинли, потому что в тексте «содержится намек на ущербность незрячих»3. В британской школе преподаватели истории запретили писать сочинения о холокосте, чтобы не вызвать «рост антисемитских настроений у детей из мусульманских семей»4. Это и есть альтруизм в действии. Ради него приходится отказываться от истины. Если «нуждающиеся» высказывают какое-то суждение, мы должны соглашаться с ними, даже если они ошибаются. Иными словами, людям, не знающим истории, мы должны говорить, что холокост — это миф, слепым — что альпинисты не нуждаются в зрении, а закоренелым убийцам — что они не опасны.