Твоя личная жизнь для меня очень важна, но сначала мы должны позаботиться, чтобы никто не пострадал…

— Не нужно! — так же решительно повторила его жест Камилла. — Санни и ее отряд вырубили и связали. Прежде чем зайти к тебе я уточнила: их уже подобрала полиция и посадила по камерам.

— Это… — Константин Николаевич окончательно растерялся. — Это очень хорошо. Значит, ты смогла справиться с таким противником? Но как вы, вообще, столкнулись?

— Ты же просил по порядку, — Камилла заулыбалась.

— Точно, — князь потер лоб. Управлять городом было порой проще, чем общаться с повзрослевшей малышкой, которую, кажется, он еще недавно качал на руках.

— Итак, я решила пойти ночью в город. Как один из Мстителей, помогать людям.

— Они нарушают Договор…

— Я не планировала попадаться.

— Ты — моя дочь. Ты же знаешь, что я стараюсь не вмешиваться в твою жизнь, но есть вещи, которые нельзя не учитывать.

— Хочу напомнить, что это ты отправил меня печь пирожные и узнавать жизнь простых людей. И я узнала! Узнала и приняла решение им помогать.

Князь только взлохматил голову, как не делал, кажется, с самого детства.

— Значит, с Санни ты столкнулась на улице. И тогда те, кто помог ее победить — я ведь правильно понимаю, что это Ночные Мстители?

Камилла кивнула.

— И один из них — это твой парень?

Камилла улыбнулась.

— Тот, что побольше? — князь постарался вспомнить, что ему известно об этой парочке.

— Тот, что побольше — это девушка, — поправила князя Камилла. — Мой парень — это тот, что помельче.

Константин Николаевич не знал, что сказать, но тут лицо дочери помрачнело, и он понял, что та, наконец, добралась до того, что ее волновало. До того, ради чего она на самом деле пришла.

— Рассказывай дальше, — сказал он.

— Мы сражались вместе, нас сильно побило… Это было так странно: искра кипит, а тело не может двигаться.

— Напряжение искры формируется за счет разности давления. В ослабевшем или потерявшем сознание теле повышается сопротивление своей же силе, и у достаточно могущественных игигов в такие моменты может случиться что-то вроде короткого замыкания, — князь верил, что люди должны знать и понимать, что с ними происходит.

— Ну, вот меня и его начало замыкать, — продолжила Камилла. — А его напарница сложила нас вместе сначала в машине, потом в комнате. Возможно, она хотела просто пошутить. Вот только я же эспер, я все чувствую. Тот парень, что лежал рядом, он считал меня очень красивой. Он мечтал обо мне, мы сражались вместе, внутри нас кипела кровь и искра, и когда к нам вернулись силы… Он сказал, что дает мне пять секунд, чтобы сказать ему нет. А я в этот момент ощутила всю его силу воли, как он сдерживает себя, свои чувства. И просто сорвалась с цепи.

— И теперь… — осторожно уточнил князь.

— Я хочу понять, кто я, — Камилла смотрела на отца. — Я — падшая женщина, которая не может контролировать свои желания? Я — эспер, который никогда не сможет отказать никому, кто достаточно сильно в меня влюбится? Я — извращенка, которая после крови и страха смерти, хочет забыться в чужих объятиях? Или просто трусиха, которая в итоге сбежала, постаравшись, чтобы мы так и остались друг для друга просто коротким приятным воспоминанием?

Константин Николаевич слушал дочь, хмурился, но, когда она закончила, на его лице неожиданно мелькнула улыбка.

— Приятное воспоминание — хорошие слова… — сказал он. — Что ж, думаю, я смогу ответить на твои вопросы. Для начала твоя сила эспера — она не делает тебя слабее, наоборот. Она защищает тебя от чужого влияния, и с ней ты можешь всегда понять, твои у тебя в голове мысли или нет. Понимаешь, почему для меня была важно услышать твое отношение к случившемуся?

— Мне приятно это вспоминать — значит, все настоящее?

— Точно. Что же касается твоих желаний и того, что это случилось сразу после боя… Не буду говорить про всех, но лично я… В 1954-м, когда мы ходили в поход к персам, чтобы остановить прорыв из их осколка тьмы — мы тогда сражались почти три дня без остановки. Казалось, что наши искры и души были вычерпаны до дна, но мы победили. И в ночь победы половина лагеря валялась без сил, пытаясь отоспаться за все это время, а другая не могла закрыть глаза, чтобы не упасть в бездну кошмаров. Тогда мне было плевать на мою фамилию, на имена тех женщин-воинов, с которыми мы оказались в одной палатке. Мы просто помогали друг другу забыться и радовались жизни.

— То есть либо мы оба извращенцы, как и половина вашего экспедиционного корпуса, либо… радоваться жизни в объятиях того, кто тебе нравится — это нормально, — Камилла задумалась. — Кажется, я понимаю.

Девушка собралась уходить, когда князь поднял руку, прося ее задержаться.

— Если мы разобрались с тобой как отец с дочерью, то у меня к тебе вопрос как у генерал-губернатора. Не буду просить тебя оставить Мстителей или помочь мне взять их под контроль, но… просто будь осторожна и скажи, что ты думаешь об этой парочке?

— Они сильные, — Камилла прокрутила в памяти недавние события, а потом неожиданно для князя сказала то, чего он точно не ожидал. — А еще мне кажется, что ни у одного из них нет искры. Вот ни капельки!

— Но… — Константин Николаевич хотел сказать, что без искры никто бы не смог победить врага уровня эспера-десятки, но промолчал. Его дочь никогда не врала, ее искру было почти невозможно обмануть, а охотники действительно были схвачены… И тогда ему нужно было хорошенько над всем этим подумать.

* * *

Мы сидели с Арьей на кухне. Девушка расстраивалась, что не смогла поймать меня, пока не наступил рассвет… В ее человеческом теле даже самая ехидная улыбка выглядела наполненной самой искренней поддержкой и пониманием.

— За тобой должок, — сестренка протянула мне записку, где помимо слов были еще и характерные картинки. Видимо, на тот случай, если я сделаю вид, что не понимаю, о чем она.

Я решил промолчать.

— Даже два должка, — Арья наслаждалась ситуацией. — То, что ты упустил лисицу, не удовлетворив ее звериную страсть, это только твоя ошибка.

Я молчал.

— Звериная страсть — ты же понимаешь, о чем я? — Арья снова отдалась на волю своему таланту художника. И в каких только позах мне и лисице не довелось побывать. Верхом я, верхом она, что-то классическое, что-то странное…

— С чего ты решила, что она может превращаться только наполовину? — я все-таки не выдержал. — А вот эта