— Ну и ну! Если у вас не хватает благоразумия спасти саму себя, то я ничем не могу вам помочь! Я сделал для вас все, что в моих силах. Можете поступать, как вам угодно.

Феба скрестила руки на груди, словно защищаясь от него.

— Мистер Стикли, вы сами найдете выход или велеть вас проводить?

Презрительно фыркнув, Стикли удалился.

Когда адвокат ушел, Феба закрыла глаза и постаралась собраться с мыслями. Она сама не понимала, что с ней такое творится. Ей только что представился последний шанс выбраться из этой неловкой ситуации — после этих статей в газете даже викарий скорее всего задумается, стоит ли продавать свою дочь человеку со столь ужасным прошлым. И не важно, правда ли то, что написано в статьях, или нет. Но Феба только что отбросила эту возможность, потому что знала по собственному опыту, как портят жизнь злые языки. Она не могла опуститься так низко и прибегнуть к помощи слухов, чтобы добиться своей цели.

Неужели она не может поступиться принципами даже ради Марбрука?

Нет, не может. Уж лучше продать свое тело и свою жизнь в обмен на положение в обществе и жизнь в достатке. Но только не душу.

Даже ради Марбрука Феба этого не сделает.

После отъезда мистера Стикли Феба не выходила из гостиной. Она нервно мерила шагами комнату, время от времени бросая взгляд на список важных персон, приглашенных на свадьбу.

Наконец она выбежала в коридор. Там было темно, потому что слуги еще не успели зажечь в доме свечи.

Феба увидела, как в дверном проеме промелькнул чей-то темный силуэт. Рейф?

— Добрый вечер, — услышала она низкий голос, от звука которого у нее засосало под ложечкой. Нет, это не Рейф. Это маркиз. Ее жених собственной персоной.

Феба медленно подошла к Брукхевену и взяла его за руку.

— Я рада, что у меня наконец появилась возможность снова говорить с вами, — прошептала она, думай о том, что постарается быть хорошей женой этому бедняге, которого оклеветала злая молва. В темноте Феба не видела глаза маркиза.

Брукхевен стал медленно гладить руку Фебы.

— Правда? — пробормотал удивленный маркиз. — Я тоже рад.

Феба пододвинулась к Брукхевену и положила голову ему на грудь. Ей было слышно, как у маркиза гулко билось сердце.

Феба замерла. А что нужно делать дальше?

Затем она сообразила, что ей не о чем беспокоиться. У нее есть полное право в любое время подходить к своему жениху и ласкать его, когда захочет.

Но она не могла понять, отчего тогда сейчас чувствует себя виноватой. А когда недавно она сидела с Марбруком, прижимаясь к нему, то не испытывала никаких угрызений совести.

Она немного отодвинулась от Брукхевена, словно испугалась, что он может прочитать ее мысли. В коридор прошмыгнул слуга и зажег свечи, и Феба увидела смущенное, но довольное лицо маркиза.

— Вам не кажется, что вы должны переодеться перед вечерним концертом, мисс Милбери?

Перед концертом? Разве он собирается отвести ее сегодня на концерт? Ее охватило раздражение. По всей видимости, жених забыл предупредить, что они сегодня куда-то идут. Не говоря уже о том, чтобы поинтересоваться у нее, хочетли она куда-то пойти. Хотя положа руку на сердце Феба была бы рада выйти сегодня из дому. Ей хотелось отправиться как можно дальше отсюда, туда, где нет Рейфа.

Феба вежливо улыбнулась:

— Ах да, концерт. Ну разумеется. По-моему, давно пора переодеваться. — Она присела в реверансе. — Я скоро буду готова, милорд.

Брукхевен небрежно кивнул:

— Пока, мисс Милбери.

Феба направилась к лестнице, но, не дойдя до первой ступеньки, оглянулась.

— Милорд…

— Да, мисс Милбери? — Феба замялась.

— Я… сегодня узнала от… от одного заинтересованного лица… Я не знала, что вы уже были женаты.

При этих словах Брукхевен словно застыл на месте.

— Разве вы не знали об этом? Ваша тетушка заверила меня, что рассказала вам обо всем.

Феба махнула рукой:

— О, я не сомневаюсь, что так и было, но, честно говоря, милорд, я никогда не слушаю сплетни Тесс.

— Ясно… — Затем последовала дольно долгая и неловкая пауза. — И каково же ваше мнение относительно того, что сообщило вам это заинтересованное лицо?

Феба сделала шаг к Брукхевену.

— По-моему, вы потеряли много дорогих вам людей, — ласково проговорила она. — У вас рано умерли родители — когда вы были еще ребенком. У вас погибла Жена. Вы много пережили… — Феба вздохнула. — Я только хотела выразить вам свое искреннее соболезнование. Я знаю, какую невосполнимую потерю несет смерть близких людей. Представляю, как вам было тяжело.

— Благодарю вас, мисс Милбери. — Брукхевен стоял так же неподвижно, но его голос стал теперь совсем другим — более глубоким и сердечным. И еще Фебе показалось, что ее искреннее сочувствие произвело на Брукхевена сильное впечатление. — Спасибо вам за вашу доброту.

— Пожалуйста, милорд. До вечера.

— До вечера… Феба.

Она торопливо поднялась вверх по лестнице и направилась в свою комнату. Ей хотелось спрятаться от противоречивых чувств. Но Феба не могла от них избавиться.

Тесс торопливо вошла в столовую. На ней было тщательно отутюженное платье, над которым долго трудилась прачка. Волосы были идеально уложены, макияж был безупречен, а на лице была соответствующая случаю улыбка — приветливая и милая. Все было рассчитано вплоть до мелочей.

Предполагалось, что Брукхевен должен быть сражен наповал силой ее неотразимого очарования и в конечном итоге должен будет умолять леди Тесс остаться пожить в Брукхевене и после свадьбы Фебы. И — чем черт не шутит? — возможно, даже попросит ее разделить с ним ложе. Тесс была не прочь завести себе нового любовника, а Брукхевен вполне годился на эту роль — красавчик с животным магнетизмом и с загадочным темным прошлым. Возможно, ему понравились бы ее забавы…

— Извините, что я задержалась, — проворковала она на ходу. — Я… — Тесс осеклась.

В столовой не было ни души. Если не считать слуги Брукхевена, который стоял там и откровенно самодовольно ухмылялся.

— Его и ее светлость сожалеют, что вынуждены были срочно откланяться, миледи. Если миледи изволит сесть за стол, я велю подавать ужин.

Леди Тесс не намерена была спускать кому-то с рук такое оскорбление. Она никому не позволит над собой смеяться! И если его светлость и ее светлость, на их счастье, находятся сейчас вне пределов досягаемости, за это вопиющее пренебрежение придется заплатить девчонкам!

— Где мои подопечные?

Самодовольный слуга снова поклонился: