Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один уверял:
– Мы ошиблись… Она ничего не знает… Она случайная жертва… Взрыв на яхте и ее визит туда – просто совпадение…
– Неужели ты до сих пор еще не понял, – возражал другой, – совпадений не бывает, ни в нашем деле, ни в жизни вообще? Просто мы ее пока не раскололи. Она действительно очень хороший профессионал. А русские, значит, изобрели антидот против наших обычных препаратов. Или обучили своих агентов противодействовать биохимическим методам допроса… Нужно продолжать с этой Садовниковой…
– Ты просто боишься докладывать в Лэнгли о своей ошибке…
– Давай попробуем еще раз. Применим «присциллу». Ее у русских наверняка еще нет. Под «присциллой» девчонка расскажет нам все как миленькая. Противостоять «присцилле» невозможно.
– Зачем, Пит?! Препарат еще не апробирован. Тем более рискованно использовать его непосредственно после «сыворотки». Девчонка просто откинется – здесь, у нас с тобой на руках.
– А тебе не кажется, что это будет лучшим выходом для нас всех?
– Что?!
– Девчонка – отработанный материал. Да, возможно, она случайная жертва. Но ты же знаешь, как говорят сами русские: лес рубят – щепки летят. Их Сталин очень любил эту поговорку. Моя совесть выдержит. Девочка просто станет очередной невинной жертвой в мировой войне против глобального террора…
– Нет, Пит, так нельзя. Давай дадим ей шанс. Выкинем где-нибудь на ближайшем острове. Ей все равно никто никогда не поверит. Представь, если она станет рассказывать, что с нею было… Ее просто упекут в психушку… Да и про нас она вряд ли сможет что-нибудь вспомнить…
– О’кей, давай – но только после «присциллы»…
– Ты мразь, Пит, ты все-таки надеешься, что она умрет…
– Может быть, может быть…
А потом игла снова вонзается в Танину вену, какой-то препарат поступает в кровь и почти сразу же мягкой волной изнутри ударяет в мозг – и после этого она уже совсем, совсем ничего не помнит… Не помнит напрочь – вплоть до того момента, как она, обнаженная, поднимается из теплого моря и видит приближающегося к ней чернявого молодого парня в осенней кожаной куртке…
…И в тот момент, когда Таня наконец вспоминает все и все, что с нею случилось, пролетает в сознании, как в бешено ускоренном кино – она так и не успевает ни помолиться, ни попрощаться с жизнью, – раздается выстрел.
Татьяна слышит его и вдруг понимает, что она жива – пока жива! Только на спину и затылок ей плеснуло что-то горячее, а потом раздался шум – шум падающего тела…
Затем слепящую лампу отвернули от ее лица, и она открыла глаза и увидела, что у ее ног распростерт Чехов-Костенко, и он по-прежнему сжимает в руке так и не пригодившийся ему пистолет, и на полу под ним растекается кровь. А кто-то поспешно разрезает путы, которыми она прикручена к креслу.
Татьяна, потрясенная, почти бесчувственная, перевела взгляд и увидела: ее спасительница – не кто иная, как спутница в ее яхтенном путешествии, француженка Мадлен! А рядом с ней, с короткоствольным автоматом в руках, – милый матрос Жан-Пьер! Лица обоих французов сейчас сосредоточенные, жесткие.
Как они сюда попали, ее спасители? Как узнали, где она? Кто они, в конце концов?
Эти вопросы вихрем пролетели в Таниной голове, но тут на полу дернулся Костенко-Чехов. Приоткрыл глаза и зашевелил губами, силясь что-то произнести. Он не отрываясь смотрел на Татьяну, своим жалобным взглядом словно призывая ее к себе.
Она наклонилась к нему, и тут Костенко прошептал – по-русски. Его последние слова звучали бредом. И были бы очень похожи на бред, если бы умирающий не старался так отчетливо их выговорить, донести до Тани. Если б он не говорил на языке, который понимали лишь двое: он и она.
Чехов прошелестел:
– Все зло мира – в горгоне Медузе… Запомни… Уничтожь…
Таня наклонилась к нему, едва ли не припала. Взволнованно вскрикнула по-русски:
– Что?! Что ты говоришь?
Но ответить ей Костенко уже не мог. Его тело дернулось, и душа (если у него, конечно, была душа) перешагнула смертный порог. Глаза остекленели.
– Уходим, быстро!
Мадлен потянула Татьяну за руку. Жан-Пьер засунул свой короткоствольный автомат – кажется, тот самый, который Таня видела в тайнике под палубой их яхточки, – в объемистую сумку и скомандовал: «Вперед!»
На прощание француженка сделала телефоном два снимка распростертого на полу предателя Чехова-Костенко.
Они выскочили на тихую безлюдную улочку верхнего города островка Фолегандрос и уверенно повернули в ту сторону, где – Таня знала – сквозного прохода не было.
– Там тупик! – отчаянно воскликнула она.
Ей никто не ответил. Мадлен неслась впереди, Татьяне оставалось лишь поспешать за ней, в арьергарде следовал Жан-Пьер со своей огромной сумкой в руках. Наконец они достигли глухой стены, ограждавшей проулок.
– И что дальше? – с оттенком иронии вопросила Татьяна.
Ее спутники по-прежнему хранили молчание. Француз поставил свою поклажу на землю, раскрыл ее, вытащил оттуда сверток, похожий на небольшой плоский рюкзак, и протянул его Садовниковой. Сердце екнуло – подобные рюкзаки были девушке очень, очень знакомы… Но она все же спросила:
– Что это?
– Неужели не узнаешь? – с улыбкой спросила Мадлен и добавила: – Ты же была отчаянной парашютисткой!
Таню до глубины души поразило то, что французы, оказывается, знали, кто она, знали детали ее биографии – и молчали!
Ошарашенная, она приняла парашют из рук Жан-Пьера. Тот достал второй рюкзак и протянул его Мадлен, а третий стал прилаживать себе на спину.
– Что вы делаете? – прошептала потрясенная Таня.
– Надевай! – скомандовал Жан-Пьер. – Займемся бейс-джампингом.
Он подсадил Таню на белый каменный забор, которым оканчивался переулок. Она глянула вниз. Под ней расстилалась бездна. Скала обрывалась прямо у ее ног и отвесно уходила вниз. А через четыреста, а может, пятьсот метров предстоящего свободного полета плескалась темная громада ночного моря. Кое-где виднелись маленькие белые барашки.
«Бейс-джамп? На незнакомом куполе? В кромешной темноте? После огромного перерыва – а я уже лет восемь не прыгала?.. Невозможно», – вихрем пронеслось в голове у Татьяны.
Жан-Пьер тем временем глянул на прибор, фосфоресцирующий в темноте стрелками.
– Ветер строго от берега, – удовлетворенно сказал он, – скорость пятнадцать узлов. Условия благоприятствуют. – И обратился к Тане: – Прыгаешь второй, после Мадлен. Только «медузу»[11]бросай не сразу, а через пару секунд – не то об скалу размажет. Перед приводнением отцепи купол – впрочем, что тебя учить, на воду ты наверняка прыгала.