Олег был сражен! То, что нашли морские пограничники в трюмах кипрского судна, было бесценно! И он это понимал, как никто другой. Надо было что-то предпринимать! В голове у него созрел хитроумный план, которым он и не преминул воспользоваться.

Представитель Нидерландских королевских властей Максимов (как обозначил он греку свою скромную должность), сильно преувеличив последствия «проступка» капитана судна, якобы нарушившего закон о контрабанде в территориальных водах суверенного государства, предложил последнему выгодную сделку.

В результате этой сделки он, капитан, не подвергнется томительному ожиданию суда, который обязательно лишит его свободы на долгие годы, и при этом весь товар все равно будет конфискован в пользу Нидерландов. В лучшем случае, даже если его и не осудят, капитан обязательно потеряет выгодный контракт со своими работодателями.

Но все будет совсем иначе и любезный капитан благополучно отправится в свою Венесуэлу, если весь запрещенный к провозу контрабандный груз из трюмов перекочует в запасники острова Аруба. Ведь в этом случае сокровища пройдут по Актам не как конфискованное имущество, а как дар дружественному государству в знак уважения и дружбы.

Максимов сильно рисковал, так как погрешил против истины – этот бесценный груз по праву принадлежал только нашедшему его греку.

Но грек, видимо, припрятавший самое ценное, сразу же согласился на это предложение. Он подписал документ, состряпанный Максимовым, из которого следовало, что тот «…передает безвозмездно клад, состоящий из следующих предметов старины… (далее следовал длинный список ценностей) …представителю Нидерландов О. Максимову».

Документ, подписанный удовлетворенным Олегом и бессовестно обманутым греком, был заверен нотариусом и передан собственноручно губернатору острова.

Все ценности Максимов тут же передал в музей, а взамен он скромно попросил у муниципалитета какой-нибудь «захудалый домишко» на Арубе, что и было ему предоставлено из собственного городского жилищного фонда с большой помпой и чтением приветственной телеграммы от самой королевы Беатрикс! Правда, захудалым домишком его роскошную виллу назвать было довольно трудно!

Игнатьич поднялся с кресла. У него, наконец, созрел план действий. Он знал, куда и в каком направлении можно будет приложить свои силы и невостребованную энергию.

Это решение далось ему нелегко. Он, мучительно взвешивая все «за» и «против», поговорив с Максимовым, пришел к неутешительному для себя выводу: здесь, на чужом маленьком острове, его финансовому гению ничего не светит! Ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО.

А что он, собственно, ожидал? Что его примут здесь с распростертыми объятиями? Его, жалкого эмигранта, беглеца, да еще и без пяти минут арестанта! Кому вообще нужны его гениальные экономические способности здесь – в богатой, сытой, праздной стране? Собственно, «самостоятельную» Арубу, и страной-то нельзя назвать! Так, одно название, что государство!

Вот Россия – это другое дело! Но его, Адамова – человека с выдающимися способностями экономиста, в его родной стране не поняли, не приняли, не заметили его гения, не увидели в нем мессию!

А ведь Игнатьич просто мечтал быть полезным своему отечеству! И деньги при этом были не так уж и важны! Главным для него всегда было лишь одно – признание собственного народа и оценка по заслугам! А что получилось в итоге? Суета, деньги… в общем, шелуха, мишура и мусор!

Что его ждет здесь? В лучшем случае, если его просто оставят в покое и не будут мешать его планам. Боже мой, каким планам? Что он может планировать здесь, на этом жалком клочке суши? Вот, разве, только его сын…

Адамов с теплотой подумал о Никите. Вот кто мог бы прославить их фамилию! Пусть этого не случилось в родной стране, но ведь это вполне может произойти здесь, на западе? Да им, Адамовым, стоило только шевельнуть пальцем, только намекнуть насчет изобретения вечного двигателя, и все эти буржуи побегут к ним наперегонки, наперебой предлагая свои контракты! Лишь бы примазаться к их славе, урвать хотя бы ее кусочек!

Существовал только один момент, не дававший Игнатьичу до конца поверить в эту идиллическую картину в отношении сына, нарисованную им в своем воображении.

В разговоре с Максимовым Петр Игнатьевич очень осторожно затронул тему патентов вообще и продвижения изобретений, в частности. Олег тогда сразу же произнес ту сакраментальную фразу, которая гвоздем засела в мозгу Игнатьича: «здесь никому нельзя верить!»

Аргументируя этот постулат, Олег рассказал одну историю, рассказанную ему по секрету одним из его знакомых по посольству. История эта была связана с мытарствами какого-то ученого-химика, кажется – поляка-беженца, который долгое время безуспешно пытался получить патент на свое изобретение. В конечном итоге ему все же удалось это сделать, но только после получения им официального статуса эмигранта, а затем, через весьма продолжительное время, вида на жительство. За это время химическая наука сильно продвинулась вперед, и его «ноу-хау», мягко говоря, сильно устарело.

Все дело было в том, что официально оформить патент на себя мог только гражданин страны.

«А мы ведь даже не эмигранты, – подумал тогда Адамов, – а всего лишь собственники недвижимости, что не возбраняется их законами!»

– Но причем здесь недоверие? – удивился тогда Игнатьич.

– А притом, – ответил Максимов, – что если бы этот гениальный поляк не был беден, как церковная мышь, было бы гораздо быстрее и проще!

Покоробило тогда Игнатьича сразу два факта: необходимость официального статуса для получения патента и полное отсутствие у них денег на ускорение этого процесса.

Был еще и третий путь, про который сказал тогда Максимов. Оказывается, польскому химику еще изначально предложили просто продать свое изобретение. При этом, правда, поляк потерял бы все права на свое детище, и владельцами патента стали бы совсем другие люди! Это было хоть что-то, но упрямый и гордый поляк не согласился. И Игнатьич его вполне понимал!

Вряд ли бы он и сам решился продать гениальное изобретение Адамова-младшего! Это было все равно, что продать за деньги, скажем, свою честь, или совесть, или собственное имя. Нет, мы пойдем путем другим!

Мы не будем ломиться в закрытую дверь, как тот горе-ученый. Мы сначала заработаем деньги, чтобы на них приобрести возможность получения долгожданного патента. А, получив его, прославим в веках фамилию Адамовых. Она еще прозвучит! И пусть это будет не он сам, а его сын! Это ничего. Фамилия-то от этого не пострадает!

Если уж им суждено жить в чужой стране, на острове, у самого синего моря, что ж – сама судьба указывает ему путь. И путь этот – море! Была, правда, одна закавыка, но и ее с помощью своих близких Игнатьич собирался решить.

Адамов-старший принял окончательное решение. Он постучал в комнату сына:

– Никита, ты спишь?

– Сплю, папа. Еще рано! – сын был явно недоволен.