Экипаж «Танкадеры» состоял из ее хозяина Джона Бэнсби и четверых матросов. Все они принадлежали к той породе отчаянных моряков, которые в любую погоду отваживаются на поиски пропавших судов и великолепно знают море. Джон Бэнсби, мужчина лет сорока пяти, мускулистый, дочерна загорелый, с волевой физиономией и живыми глазами, весьма самоуверенный и явно сведущий в своем деле, внушил бы доверие даже самым боязливым пассажирам.

Когда Филеас Фогг и миссис Ауда взошли на борт, Фикс уже находился там. Через кормовой люк шхуны путешественники спустились в каюту кубической формы; над скамьей-лежанкой, опоясывающей все помещение, имелись прямоугольные ниши. Посредине стоял стол, освещенный висячей лампой. В каюте было тесно, но чисто.

– Сожалею, но не могу предложить вам ничего получше, – сказал мистер Фогг сыщику. Тот поклонился в ответ, но не проронил ни слова. Он испытывал что-то похожее на унижение, пользуясь в подобных обстоятельствах любезностью господина Фогга. «Конечно, – подбадривал он себя, – это отменно вежливый проходимец, но он проходимец!»

В три часа десять минут шхуна подняла паруса. На гафеле зареял британский флаг. Пассажиры расселись на палубе. Мистер Фогг и миссис Ауда бросили последний взгляд на набережную, все еще надеясь, что там покажется Паспарту.

Фикс косился туда не без тревоги, ведь несчастный парень, с которым он так вероломно обошелся, волей случая вправду мог появиться там, и разразилась бы сцена, которая не сделала бы чести детективу, а пользы и подавно не принесла бы. Но француз так и не показался: наверняка еще не очухался от наркотического дурмана.

Наконец Джон Бэнсби вывел свою шхуну в открытое море, и «Танкадера», развернув паруса, рванулась вперед, приплясывая на волнах.

Это было рискованное предприятие – пуститься в плавание на восемьсот миль на судне водоизмещением в двадцать тонн, но главное – в такое время года. Море у берегов Китая, как правило, неспокойно, оно во власти ужасных шквалистых ветров, особенно в пору равноденствий. Ведь дело происходило в первых числах ноября.

Для лоцмана было бы выгоднее, если бы он взялся доставить пассажиров в Иокогаму, ведь он получал такую круглую сумму за каждый день пути. Но и опасность очень возросла бы, вздумай он в подобныхусловиях предпринять столь долгое плавание. Отправиться в Шанхай – даже это было поступком дерзким, чтобы не сказать отчаянным. Но Джон Бэнсби верил в свою «Танкадеру», танцевавшую на волнах легко, словно чайка. И может быть, он в этом не ошибался.

Последние часы этого дня «Танкадера» провела, лавируя по причудливому гонконгскому фарватеру, и великолепно вела себя хоть при бейдевинде, хоть при попутном ветре.

– Нет надобности напоминать вам, лоцман, что от вас требуется максимальная скорость, – сказал Филеас Фогг, когда шхуна вышла в открытое море.

– Ваша милость может на меня положиться, – ответил Джон Бэнсби. – Мы поставили все паруса, какие позволяет ветер. А от топселей сейчас проку не будет, скорее вред: они бы наше судно только тормозили.

– Это не моя специальность, лоцман, а ваша. Я рассчитываю на вас.

Филеас Фогг держался прямо, ноги расставил уверенно, будто заправский моряк, и на бушующие волны взирал невозмутимо. А молодую женщину, сидевшую на корме, это зрелище волновало: перед ней расстилался, уже темнея в час сумерек, океан, которому она бросила вызов, доверившись столь хрупкому суденышку. Оно распростерло над ее головой паруса, несущие его вперед, словно огромные крылья. Шхуна, гонимая ветром, казалось, летела по воздуху, едва касаясь водной поверхности.

Настала ночь. Луна, вошедшая в первую четверть, едва мерцала, и этот слабый свет вскоре должен был погаснуть в тумане на горизонте. С востока ползли тучи, они уже заволокли часть небосвода.

Лоцман зажег сигнальные огни – предосторожность, необходимая здесь, близ побережья, где судоходство было весьма оживленным. Столкновения случались нередко, а при той скорости, какую оно развивало, маленькое судно развалилось бы от малейшего удара.

Фикс в раздумье стоял на носу шхуны. Он держался в стороне от остальных, зная, что Фогг по натуре молчалив. Да ему и самому претило затевать разговоры с этим человеком, чьим одолжением он воспользовался. Сыщик размышлял о том, как все обернется в дальнейшем. Ему казалось несомненным, что в Иокогаме господин Фогг не задержится, тотчас сядет на пакетбот до Сан-Франциско, спеша добраться до Америки, бескрайние пространства которой послужат ему надежной гарантией безнаказанности. Замысел Филеаса Фогга виделся ему как нельзя более простым.

Вместо того чтобы как заурядный мошенник сесть в Англии на судно, идущее в Соединенные Штаты, Фогг сделал громадный крюк, три четверти земной окружности проехал, чтобы вернее достигнуть американского континента, где он, сбив полицию со следа, сможет преспокойно проедать похищенный в банке миллион. Но что предпринять Фиксу, оказавшись на земле Штатов? Отвяжется ли он там от этого человека? Нет, сто раз нет! До той минуты, пока не получит акта об экстрадиции, детектив не отстанет от вора ни на шаг. Таков его долг, и он исполнит его до конца. Как бы там ни было, обстоятельства хоть в одном сложились счастливо: Паспарту больше не будет рядом с хозяином, а после откровенностей, на которые с ним решился Фикс, особенно важно, чтобы господин и слуга никогда более не встретились.

Сам Филеас Фогг тоже отнюдь не забыл о своем слуге, исчезнувшем так странно. Хорошенько все обдумав, он пришел к заключению, что бедный малый, возможно, в последний момент успел на «Карнатик», да так по недоразумению с ним и уплыл. К этой же мысли склонялась миссис Ауда, глубоко опечаленная утратой этого честного слуги, которому она была столь многим обязана. Таким образом, они полагали, что смогут отыскать его в Иокогаме, ведь если «Карнатик» высадит его там, узнать об этом будет нетрудно.

Около десяти вечера ветер стал свежее. Возможно, осторожность требовала взять один риф, но лоцман, вдумчиво посмотрев на небо, оставил паруса как есть.

Впрочем, «Танкадера», имея большую осадку, великолепно шла под развернутыми парусами, к тому же ее оснастка позволяла их быстро убрать, если бы налетел шквал.

Филеас Фогг и миссис Ауда спустились в свою каюту в полночь. Опередивший их Фикс уже улегся там в одной из ниш. Лоцман и его матросы провели на палубе всю ночь.

На следующий день, 8 ноября, на рассвете шхуна уже прошла более сотни миль. Часто бросая лаг, моряки определили, что ее средняя скорость составляла восемь-девять миль в час. «Танкадера» шла на своей максимальной скорости при ровном боковом ветре под всеми парусами. Удача благоприятствовала судну, теперь лишь бы ветер не переменился.

Весь день шхуна продвигалась вперед, не слишком удаляясь от берега: прибрежные течения были для нее благоприятны. Она держалась от земли не дальше, чем милях в пяти, оставляя ее по левому борту, и когда в пелене тумана возникали просветы, можно было разглядеть причудливые очертания берега. Ветер дул с суши, поэтому волнение было не слишком сильным – к счастью для шхуны, ведь суда малого тоннажа больше всего страдают от волн, которые гасят скорость, или, как говорят моряки, «убивают» ее.