Дезориентированный, я качнулся в сторону. Нет, стекла по обе стороны от меня по-прежнему показывали лондонскую ночь, фрагмент заросшего травой пустыря и темные шиферные крыши пятьюдесятью футами ниже.

Но цветное стекло в центре выходило в проулок почти над самым тротуаром. Разный сор, подгоняемый ветром, беззвучно скользил там по цементу.

Приложив к старому стеклу ухо, я ощущал безмолвие, сочившееся оттуда, как оглушительное в сравнении с громким туканьем дождя. Мое сердце билось так сильно, что его удары сотрясали меня всего. Я впитывал открывшийся передо мной неясный вид с отупляющим предчувствием чего-то страшного, которое нарастало с каждой секундой.

Предчувствие переросло в ужас, когда я, повернув голову, увидел, что за мной следят.

Я видел их всего долю секунды, эти несколько темных фигурок, недвижно стоявших у входа в переулок. Но я сразу понял, что их сумеречные, не знающие света глаза устремлены на меня.

Я закричал, рванулся, моя нога сорвалась со стула, и я упал.

Тяжело рухнув на пол, я барахтался на нем некоторое время, пока не смог встать, и тогда, стеная на ходу, я бросился к двери, нажал на кнопку выключателя, и луна исчезла.

Старое окно показывало то же, что и его соседи. По его стеклу текли струи дождя.

Сейчас уже почти утро, а я не знаю, что предпринять.

Первой моей мыслью было рассказать обо всем Чарли, Сэму или еще кому-нибудь. Но я тут же представил, как тип семидесяти с лишним лет от роду рассказывает подобную историю мне, и сразу понял, что бы я подумал: Альцгеймер у тебя, похоже, старикан. Ты либо спятил, либо просто пьян. А то и врешь.

В самом лучшем случае, я бы решил, что рассказчик смешивает реальные происшествия с событиями давно минувших дней в том раздражающе-метафорическом ключе, которые усваивают многие старики, впадая в маразм, когда «Я часто думаю о моем дорогом усопшем муже» превращается у них в «Мы так славно болтаем с твоим папой».

Нет, рассказать об этом можно лишь тому, кто сам придет ко мне в дом и увидит все своими глазами. Но это может и не повториться, или не повториться при госте, и тогда он уйдет, а мне останется лишь его жалость. Нет, я так не хочу.

10 октября

Это дети.

Они дразнят меня.

Тот, другой город вернулся прошлой ночью. Два дня я не заходил в кабинет, поэтому не знаю, что там происходило, за тем окном. Пусть будет как будет, думал я. Пусть картины за ним сменяются, как приливы и отливы за стенами дома на морском берегу. Мне-то что до них.

Я проснулся ночью, не знаю, в котором часу, но было темно. Долго лежал, пытаясь понять, что же меня разбудило.

И, наконец, услышал. Еле различимое шипение. Шепот.

Голос шел сквозь стену. Из кабинета.

От страха у меня отнялись руки и ноги, я лежал, весь похолодев, с открытыми глазами. Шепот то стихал, то возобновлялся, все такой же вкрадчиво-настырный.

Я сел и натянул на себя одеяло, как плащ. Дрожа от страха, я доковылял из комнаты до двери кабинета и молча встал перед ней. Здесь звук был громче, он назойливо сочился сквозь деревянную панель.

Я понял, что больше уже не усну. Сжав зубы, я протянул руку и толкнул дверь.

Комнату снова омывал тот призрачный лунный свет. Шкафы и книги на их полках казались из-за него старыми и ненастоящими. Все кругом точно окаменело, покоясь в мертвой тишине. Единственным проводником движения был серебристый луч из старого окна, в нем танцевала пыль.

В других стеклах неслись по лондонскому небу облака, но в том городе снова стояла ясная ночь. И, замерев на пороге впавшей в оцепенение комнаты, я снова услышал тот же голосок.

Ой, мистер.

Голос был детский.

Он говорил шепотом, но его слова как будто снова наполнили комнату жизнью. Пробудили эхо в чуждых измерениях.

Я услышал тоненькое хихиканье, потом кто-то шикнул.

Холод был снаружи, холод пробирал меня насквозь.

Ой, мистер.

Снова те же слова. Я сделал шаг в ужасную темную комнату. Стол стоял там, где я его оставил. Между мной и сияющим леденцом окна ничего не было.

Вдруг раздался новый звук: в окно кто-то отрывисто стучал. Я прислушался: серия ударов повторилась, но теперь я успел заметить несколько крошечных силуэтов — они на миг возникли в нижней панели старого окна из ниоткуда, ударились в стекло и снова пропали.

Я понял: кто-то бросал в окно камешки.

Медленными, мелкими шажками я пересек комнату и подобрал стул, который лежал там, где он упал в прошлый раз. Встав на него, я заглянул как можно дальше вниз.

В темноте проулка началось стремительное, скрытное движение. Страх леденил мне тело, туманил глаза. Я почти ничего не видел в глубокой траншее тьмы, лежавшей прямо передо мной, и все же мне удалось разглядеть очертания каких-то фигур, которые жались к стене прямо подо мной, так, чтобы я их не увидел.

Одна из них снова подала голос.

Ой, мистер, ты старый хрен. И тут же в темноте зловеще захихикали.

Еще один камень полетел в окно, удар получился звонче, чем прежде. Я ощутил его через стекло и отшатнулся. Но не упал. Вместо этого я громко закричал на них от страха.

— Что вам от меня нужно? Оставьте меня в покое! — орал я, но ответом мне был лишь хриплый, сдавленный смех.

Один за другим темные силуэты отделились от стены и шагнули туда, где я мог их видеть. Их окружала такая полная темнота, что они сами оставались в ней лишь тенями. Но я все же разглядел, что это дети.

Не веря своим глазам, я на мгновение пригнулся, чтобы взглянуть в другие стекла, но там ничего не переменилось. Я по-прежнему находился на высоте пятидесяти футов над улицей, где, кроме меня, похоже, не бодрствовал никто. Я смотрел на скромные городские холмики и кочки, травяные гривки которых шевелил время от времени ночной ветерок, и бескрайний лабиринт невысоких, словно присевших на корточки домов, молчаливых и темных в этот час.

Но там, в другой, верхней части окна, жуткая шайка швыряла камни в мое стекло, оскорбляла меня призрачными, шепелявыми голосами и называла стариком, стариком.

И вдруг я неожиданно понял, что происходит. Именно той ночью я впервые осознал, что меня преследуют фантомы, распоясавшиеся духи. Я как будто проснулся, почувствовал холод и снова услышал «рат-тат-тат» камешков по стеклу и жестокие слова банды ребятишек, которых просто не могло там быть. Ужас стиснул мне глотку, когда я шагнул со стула на пол и, ступая как можно тверже, пошел на подгибающихся ногах к выключателю, повернул его, а когда и свет не остановил потока ядовитых оскорблений из призрачного города, трижды сильно хлопнул дверью.

Когда я повернулся, все, слава богу, кончилось.