отцепил медаль и сказал лжецу что-то обидное. После него к поникшему изгою подошел офицер из отдела кадров, вручил копию приказа об увольнении. Вообще-то рвать погоны не имело никакого практического смысла. Перед тем как получить личные документы, Мальков обязан был сдать на склад форменное обмундирование. Но ритуал есть ритуал! Предатель должен быть публично разжалован и навсегда вычеркнут из системы МВД.

После короткого совещания на трибуну к руководству школы был приглашен Яковлев. Раздалась команда: «К торжественному маршу!» Колонны слушателей замерли. Ухнул большой барабан, отбивая такт прохождения колонн. Разразился дробью малый барабан. Трушин скомандовал: «На месте шагом марш!» и занял место во главе курса. Полторы тысячи человек личного состава школы пришли в движение, стройными колонами обогнули плац, вышли на исходную позицию. Проходя мимо трибуны, и офицеры, и слушатели переходили на строевой шаг и равнялись «направо», на начальника школы и Яковлева. Мальков оставался у них слева, и так получалось, что все марширующие в колоннах отворачивались от него, в последний раз демонстрируя презрение к лжецу и предателю.

Придя на занятия, Рогов сказал:

– Я бы лучше повесился, чем такое бесчестие вынести.

– Малек не вздернется! – заверил Вождь. – Для него бесчестие – нормальное состояние. Вернется в Иркутск, найдет теплое местечко и вновь объявит себя «афганцем», будет купоны стричь.

Через три дня в газете «Тихоокеанская звезда» появилась заметка о разоблачении самозванца. Обсуждение газетной статьи вызвало не меньше разговоров, чем мероприятие на плацу.

– Кто-то из своих материал газетчикам дал, – сделал вывод Рогов. – Послушайте, что корреспондент пишет: «Мальков похвалялся, что с начала года даже пасту в авторучке не исписал». На лекции он не ходил, но про авторучку кто мог знать? Перед кем он хвастался? Только перед своими одногруппниками.

– Что удивительного? – спросил Петюшеев. – Сейчас свобода слова, гласность. Пиши о чем хочешь. Никаких табу для публикаций нет.

– Свобода слова не значит свобода свинства! – возразил Рогов. – Зачем наши внутренние проблемы перед всем Хабаровским краем выставлять?

– Самоочищение! – не сдавался Петюшеев. – Теперь граждане будут знать, что мы изгнали из своих рядов предателя и вторую такую сволочь терпеть не будем.

– Фигу! Теперь граждане даже наших настоящих «афганцев» будут считать самозванцами. Нынче жизнь такая: облили грязью одного – брызги на всех попали.

– Ты же не «афганец», чего ты кипятишься? Тебя за самозванца никто не примет.

– Зато за дурака будут считать! – начал злиться Рогов. – Ты послушай, что здесь написано: «За три года учащиеся даже не догадывались, что их водят за нос». Меня Мальков за нос не водил, я с ним перед школьниками не выступал.

– Стоп! – одновременно сказали Воронов и Сватков. – Там написано «учащиеся»? Ничего себе! Нас до положения пэтэушников низвели.

– «Учащиеся» – это корреспондентка от себя написала, – высказал мнение Петюшеев. – Она же не будет разбираться в нашем статусе. Мы слушатели, а в городе нас все курсантами называют. На погонах букву «К» носим? Значит, мы курсанты.

– Я бы в курсанты ни за какие коврижки не пошел! – вмешался в разговор Вождь. – Казарменный режим, сапоги, портянки. «Подъем!», «Отбой!». Я этой «мужской» романтики в армии досыта наелся.

Спор плавно перетек на службу в армии.

Вечером, когда все разошлись, Воронов сказал:

– Две отправные точки, два исходных пункта! Первый – газетам требуются «жареные» факты, что-то остренькое, бичующее пороки общества. Второй – если облить грязью одного слесаря, то дурно думать будут обо всех слесарях. Гласность – это ключ! Я все не мог понять, как мне к Вике Титовой подобраться и заставить ее говорить правду. Теперь догадался. Я выведу ее на чистую воду с помощью этой статьи!

– Скоро экзамены, а ты все о Деле Долматова думаешь? – отозвался с кровати Рогов. – Плюнь на него, займись учебой.

– До сессии еще больше месяца. Двух из трех свидетелей раскрутить успею, а там можно и за ум браться.

За время учебы Воронова было разоблачено еще несколько лжеафганцев, но их отчислили из школы и уволили из МВД по-тихому, даже приказ об отчислении личному составу не объявляли. Публичной «казни» удостоился только Мальков. Поговаривали, что всему виной премия, которую начальник школы вручил самозванцу за активную общественную работу. Если рассматривать эту премию с юридической точки зрения, то она была классическим мошенничеством: некий проходимец обманул руководство школы и завладел денежными средствами МВД СССР. Такой подлости начальник школы простить не мог и пошел на крайние меры.

21

В протоколе осмотра квартиры Дерябиных от 10 сентября 1979 года, в графе «иные участвующие в осмотре лица» был указан инспектор уголовного розыска Жилов. Ни звания, ни инициалов указано не было. Воронов поискал такого сотрудника в телефонном справочнике УВД Хабаровского горисполкома, но не нашел. Звонок в Индустриальный РОВД ясности не внес. Начальник ОУР райотдела такого сотрудника припомнить не смог.

– Текучка кадров! – прокомментировал неудачу Демидов. – Хотя причина может крыться в небрежности следователя. Он лично мог не знать инспектора уголовного розыска и записал его фамилию на слух. Вполне возможно, что фамилия нашего коллеги Шилов или Желов.

– Как мне теперь его найти? – спросил Виктор.

– Надо поднять книгу происшествий за сентябрь 1979 года. Записи в нее вносит дежурный по райотделу. Он-то наверняка знает, кто из оперативников выезжал на происшествие.

– Другого пути нет? Для меня никто не станет из архива книгу происшествий поднимать.

Демидов позвонил в Индустриальный РОВД, узнал, что книгу происшествий за 1979 год найти нереально.

Воронов опечалился, но его старший товарищ не привык отступать на полпути. Он позвонил в городское УВД и дал поручение начальнику ОУР поднять книги телетайпограмм за интересующий период. Начальник уголовного розыска запротестовал, стал ссылаться на то, что у него людей нет, чтобы в архиве копаться. Демидов сделал вид, что вошел в его положение.

– Я тебе стажера пришлю, он все найдет, – сказал находчивый опер.

– Вова, что бы я без тебя делал! – воскликнул восхищенный Воронов.

Книг телетайпограмм за сентябрь 1979 года было несколько. В них последовательно вклеивались все телетайпограммы, поступившие в городское УВД из территориальных органов и вышестоящих инстанций. Воронов потратил час, пока нашел нужное сообщение. Фамилия инспектора ОУР была Желтов. Как ее можно было исказить до фамилии Жилов, трудно представить, но если бы не милицейская бюрократия и подстраховка, Воронов бы никогда не узнал, кто выезжал на изнасилование Елены Дерябиной. На всякий случай Виктор переписал всю телетайпограмму, и, как оказалось, не зря. В ней был зафиксирован очень важный факт – время поступления сигнала об изнасиловании в дежурную часть райотдела из службы «02» городского УВД.

Зная фамилию инспектора уголовного розыска, отыскать его было делом техники. Желтов Николай Васильевич вышел на пенсию в 1984 году. В адресном бюро стал числиться как обычный гражданин, а не сотрудник милиции. Воронов по телефону узнал его адрес и поехал на встречу.

Дверь Виктору открыл небритый неопрятный субъект, пьянствующий уже не первый день. В жилище бывшего инспектора ОУР витал кислый запах испортившихся продуктов, невыветривающегося табачного дыма и ядреного перегара.

– Какой день пьешь? – спросил Воронов, по-хозяйски войдя в квартиру.

– Ты кто? – вытаращил глаза Желтов.

– Я – из краевого УВД. У меня задание – уточнить кое-что о событиях, произошедших много