— Какая мерзость.

— Мерзость, верно?

Я отвернулся. В стекле шкафчика с коллекцией диковин зашевелилась тень, точно один из предметов ожил. Но то было отражение Дарне-младшего: он подошел к камину и протянул свободную руку к огню. Он был без запонок, манжета распахнулась, и я увидел вены на его запястье, выступающие нити сухожилий. Кожа была бледной, желтоватой, как слоновая кость.

Когда он заговорил снова, голос его был усталым, точно он осознавал тщетность своих слов.

— Я пошлю за ней. Тебе нужно что-то еще? — Нет.

Он пожал плечами.

..........r o = —

— Как знаешь. Работать будешь здесь? — Полагаю... да.

Для работы мне нужны были лишь стол и два стула, а может, даже и в этом не было необходимости. Что сказал де Хэвиленд через день после смерти Середит? Нужно лишь

дотронуться до клиента и выслушать его. Возьми бумагу, чер-

нила и перо, сядь напротив и убедись, что клиент согласен, — вот и все, дальше все получится само собой. Неужто этого

достаточно? Чувство нереальности происходящего окутало меня, как в тот раз, когда мне снилось, будто меня выбрали королем в День летнего солнцестояния, а я забыл танцевальные па. Я не успел объяснить Дарне-старшему, что я всего лишь ученик и понятия не имею, что делать. А при мысли о том, что Люциан будет смотреть на меня, у меня вспотела шея. Я поставил сумку на стол, открыл ее и достал стопку бумаги, перо и пузырек чернил. Аккуратно разложил их на столе. Больше в сумке ничего не было. Заполненная квитанция от де Хэвиленда лежала во внутреннем кармане.

Аюциан позвонил в колокольчик. Дожидаясь служанку, он спросил:

— И сколько времени тебе понадобится? — Точно не знаю.

— Де Хэвиленд обычно делает перерыв на чай около четырех.

— Я... Нет, я не буду делать перерыв. Спасибо. — Хорошо. Когда Нелл выйдет, я пришлю кого-нибудь с ужином. Если что-то еще понадобится, вызови Бетти, ладно? — Да.

Аюциан, кажется, хотел добавить что-то еще, но тут вошла служанка, и он отвернулся.

— Будь добра, позови Нелл. И проследи, чтобы их никто не беспокоил, пока мистер... прости, я не знаю твоего имени.

— Фармер, — ответил я. Я понимал, что его воспоминания о доме Середит стерлись, как и все остальное (теперь это было записано в его книге), но мне казалось странным, что нам приходится знакомиться снова.

— Мистер Фармер, — эхом отозвался он с легкой издевкой в голосе, словно мое имя его насмешило. — Не беспокойте их, пока мистер Фармер не позвонит и не велит принести ужин. — Наконец он снова взглянул на меня, и в его глазах мелькнула искра злобы. — ^ачи, мистер Фармер. Надеюсь, вам... понравится.

Я отвернулся, борясь с желанием ударить его. Понравится. Неудивительно, что его презирал собственный отец.

Когда он выскользнул из комнаты вслед за служанкой, я перевел дух. Сел и провел рукой по волосам, утирая со лба жгучий пот. На языке ощущался древесный привкус хереса с легкой примесью желчи. Стук моего сердца, казалось, слышался в каждом углу комнаты и отдавался на разной ноте от всех поверхностей: стекла, дерева, мрамора, оклеенных обоями стен. — Сэр, вот Нелл.

Пошатываясь, я поднялся, словно меня внезапно разбудили. Горничная постарше поклонилась и вышла, затворив дверь с тактичным щелчком, прозвучавшим громче удара.

Нелл. Я не знал, чего ожидать, и потому удивился, увидев ее.

Она была... бесцветной. Казалось, ее стерли, как карандашный набросок: худенькая, с выпирающими шишковатыми ключицами и пустым, как у обветренной статуи, лицом. Совсем юная, моложе меня и даже Альты.

Я указал на стул напротив; жест чем-то напомнил мне де Хэвиленда, и я поежился. Нелл повиновалась, но движения ее были странно безжизненными, ей словно не было ни удобно, ни неудобно. Она отсутствовала. Я нервно сглотнул. Милли тоже пребывала в кататоническом состоянии, приехав к Середит, но ее кататония была иной, яростной, как эпицентр бури. А Нелл... ее просто как будто здесь не было. — Меня зовут Эмметт. А тебя Нелл, верно? — Да, сэр.

— Не надо звать меня «сэр».

Это был не вопрос, и она не ответила. Я мог бы догадаться, что она промолчит, но ее молчание показалось похожим на несогласие.

— Тебе известно, зачем я здесь?

— Да, сэр.

Я подождал. Ничего. Она могла бы стесняться, кокетничать или дерзить мне, как Альта, когда была в ее возрасте. Но Нелл ничего этого не делала. Я надавил ногтем на подушечку большого пальца и как можно ласковее произнес: — Так скажи мне. Зачем я здесь?

— Вы приехали стереть мне память.

— Хм-м... — Она была права; ее формулировка оказалась не лучше и не хуже других. — Да. Если ты согласна. Твой хозяин... мистер Дарне, — я презирал себя за свой напыщенный тон, — он сказал, что ты очень расстроена. Это так?

Нелл посмотрела на меня. Будь на ее месте любой другой, мне было бы трудно выдержать взгляд — в ее глазах не было ничего человеческого. Это был взгляд животного. В конце концов мне пришлось первому отвести глаза.

Воротник невыносимо впивался в шею. Я оттянул, его пальцем, а потом замер, внезапно смутившись. Сядь напротив и убедись, что клиент согласен. — Послушай, — сказал я, — мне лишь нужно знать, хочешь ли ты отдать мне свои воспоминания. Если не хочешь, я...

Она закусила губу. Незаметное движение, но оно стало первым призраком жизни.

Мое сердце подпрыгнуло. Я наклонился к ней, стараясь не выдать своей радости.

— Все будет хорошо, не сомневайся, — проговорил я. — И если ты чувствуешь, что можешь продолжать жить с этим, это прекрасно. Так гораздо лучше. Может быть, ты чувствуешь в себе смелость и желание жить с тем, что произошло? Что, если ты сильнее, чем тебе казалось поначалу, когда ты попросила...

— Я не просила. Мистер Дарне захотел.

— О. Хм, да, наверное... — Звук собственного голоса был мне ненавистен — льстивый, угодливый, отчаянно пытаюпщйся найти выход из затруднительного положения, в котором я оказался. Я стиснул зубы и подумал о Середит. Она бы хотела, чтобы я проявил себя лучшим образом, и не ради меня самого, а ради этой бледной девочки с осунувшимся лицом и безжизненным взглядом. — Я лишь хочу сказать, — продолжил я, стараясь говорить бесстрастно, — что у тебя есть выбор. Никто не может заставить тебя делать то, что тебе не хочется. — Правда?

— Конечно, да... — начал было я, но что-то в ее лице изменилось, и я замолчал.

Что это было? Проблеск какой эмоции? Она слегка прищурила глаза, точно я произнес нечто, достойное презрения.

Потом снова продолжила таращиться на меня. Пустота то заволакивала ее взгляд^ то уступала место проблескам чувств. На мгновение мне показалось, что я узрел в ее взгляде безбрежную, как пустыня, безнадежность, но через миг я засомневался. Может, она просто не отличается умом. Мистер Дарне так и сказал: умом не блещет. Скорее всего я преувеличиваю, вижу то, чего нет, ничего странного, учитывая, как сильно я нервничаю. У меня крутило живот.