России. Если понадобится, вместе приедем сюда, и я буду помогать тебе, чтобы ты смогла вернуться насовсем.

— Куда?

— Ко мне! Со мной.

— Ты предлагаешь мне жить с тобой? В твоём городе? — Лайза провела пальцем по моей напрягшейся руке.

— Да, конечно. По-другому я себе нашу дальнейшую жизнь не представляю.

— Но что я буду там делать?

— Как что? Ты прекрасный специалист, Лайза. У тебя есть опыт, ты хорошо ладишь с людьми. Язык придётся выучить, но я тебе всецело помогу. Ты со всем справишься…

Я на самом деле верил в наш общий успех! Я и так уже поэтапно распланировал своё будущее трудоустройство, а теперь у меня появился ещё один мощный стимул: когда рядом со мной будет Лайза — я был уверен — смогу ещё лучше устроить нашу жизнь, и буду стараться прежде всего для неё.

— Послушай, Мэтью. Согласна, мои образование и опыт имеют значение. Но мне придётся начинать с самого начала. Это тебя там ждёт прекрасное будущее, я в этом уверена. Что касается меня… Как я всё оставлю? Свои проекты, людей, которые в меня поверили?

— Только не говори, что останешься с Дугласом потому, что он обеспечивает тебе реализацию твоих проектов.

— Нет, вовсе нет! Как ты мог такое подумать?!

— Ты что, любишь его? — я чуть не выронил её ладонь.

— Не задавай мне таких вопросов, Мэтью! — Лайза сама отпустила мою руку. — Он мой муж. И естественно, я выбрала его не просто так.

Лайза решила остаться здесь. Бесполезно было убеждать себя в обратном, и уж тем более продолжать уговаривать её. Но я попробовал:

— Как же твои родители? Твоя мама? Ведь она тоже когда-то поехала за твоим отцом в другую страну! Она доверилась ему!

— Они были семьёй, Мэтью. Они были вместе.

— Мы, разве, не вместе?

Лайза опустила голову совсем низко. Её прямые волосы свесились на синий лиф платья. Она ничего не возразила, только прошептала:

— Мне не стоило… Прости, Мэтью. Я не думала, что будет так тяжело.

«Да, наверное, не стоило. Не стоило обращать внимания на взлохмаченного парнишку в помятом комбинезоне, не стоило вселять в него надежду на то, что всё возможно, не стоило учить, как произносится его имя…

А знаешь, стоило. Я полюбил, Лайза, полюбил ТЕБЯ, и оно того стоило!»

С присущим ей самообладанием она подняла голову и руками убрала волосы назад. В её глазах не было печали и сожаления, даже слезинки.

— Но у нас ведь ещё есть время… Почти две недели, верно?

Я не ответил и встал. Наверное, сейчас, как вы могли бы предположить, я сожму её в объятиях и стану целовать, не отрываясь, а из ниоткуда заиграет трогательная музыка. Но нет. Я просто смотрел на Лайзу. Не для того, чтобы сохранить в памяти её лицо — этого не требовалось, а лишь бы увидеть, что она передумала.

Я стал уходить.

— Мэть…

Я не обернулся и вышел на улицу.

Проходя мимо окон, увы, совсем не как те прохожие, я не мог не взглянуть на неё в последний раз. До сих пор не понимаю, как моё сердце смогло вынести такую муку: Лайза плакала. Не навзрыд — я видел, как по её лицу катились частые крупные слёзы, а она быстро-быстро смахивала их ладонью. Она не видела меня, а я застал и то, как она опустила голову, закачала ею в стороны, как будто отрицала происходящее, и её хрупкие плечи затряслись под обтягивающей тканью платья.

Вы считаете, я должен был вернуться в кафе, кинуться к ней и стирать влагу с её лица своими губами? Вместо этого я решительно зашагал прочь; если она не хотела, чтобы я видел её слёзы, пусть думает, что я ушёл не оглядываясь.

Не знаю, на какое уединение я рассчитывал, когда отправился прямиком домой. Просто мне хотелось отгородиться от всего мира, от внешней суеты, которая нестерпимо проникала прямо в мозги. В квартире меня встретили оголтелые парни, которые были чем-то крайне возбуждены и принимались то отчаянно спорить, то громко смеяться. Я сидел на диване, не разделяя общего веселья, не разбирая слов, которые, возможно, были обращены и ко мне. Сейчас, когда чувствовал, что потерял свою Лайзу, потерял навсегда, я ощутил безысходное одиночество и то, как на самом деле сильно соскучился по своему городу, по дому, по родным и друзьям, даже по университетским занятиям. Я не представлял, как дождусь даты вылета, а вообще-то был готов прямо сейчас покидать в сумку все свои вещи и отправиться в аэропорт.

Я потерял Лайзу… Я, наверное, больше никогда её не увижу…

Невероятно тяжело было осознавать, что она даже не попросила меня остаться (пусть и знала, что я не останусь — она не просила об этом!), не предложила рассмотреть возможность моего приезда сюда ещё раз или хотя бы поддерживать связь на расстоянии. Она отпустила меня…

Находиться в квартире стало совсем нестерпимо, и я, не пускаясь в объяснения, вышел вон. Мне некуда было пойти — никуда не хотелось… Я просто обошёл дом — с другой стороны, во внутреннем дворе, обычно не было никого — и присел на основание пожарной лестницы, прижавшись к бугристой стене. Я втягивал воздух носом, ловил ртом. Наконец опустил голову и обхватил её руками. Мне трудно делиться с вами тем, что творилось со мной тогда, не стану всего описывать. Не знаю, измеряются ли как-то по своей силе состояния отчаяния и несчастья, однако мне было действительно очень плохо. Не знаю, сколько просидел так, но в квартиру я вернулся, когда все уже спали. Я стянул рубашку через голову и завалился на диван прямо так, в джинсах, не постелив.

***

С тех пор я не видел Лайзу даже на объекте. Суббота прошла на работе и это было спасением. Будь выходной, я бы не собрался пройтись по уголкам и улицам, где всё отзывалось звонким смехом любимого голоса, так что прожить на один день мучительного одиночества меньше было лучшей перспективой. В воскресенье я, понятное дело, остался дома. Даже когда мне позвонили из букинистической лавки, где я оставил свой номер телефона, и сообщили о поступлении интересующей меня литературы, я ответил, что необходимость в ней отпала и меня можно не ждать.

Дни теперь тянулись для меня серой вязкой массой, точно бетонной, и застывали в памяти бесформенными пятнами. Так прошла ещё одна неделя. Сначала я даже пожалел, что мне не поставили рабочую смену в это — последнее — воскресенье: после обеда начали стягиваться