оглядев, кивнула всем с равной учтивостью – не пропустила и бывшего мужа, но и никак не выделила его среди остальных.

Данилов вошел за своей спутницей следом. Он был бледен до хлорофилловой зелени, однако спину держал прямо. Войдя, он сделал несколько шагов к столу Валентина Сергеевича – и только тут заметил всех, кто в кабинете собрался. Назарьев при виде вошедшего откинулся на спинку стула и воззрился на Данилова почти что с ужасом. Великанов – тот ничего: чуть привстал, словно бы приветствуя коллегу, потом снова уселся на место – через стул от Скрябина, закинув ногу на ногу. Тонкие черты его лица отобразили едва заметную иронию, и Николай автоматически это отметил.

А Отар Абашидзе вскочил с места и сделал шаг вперед – к Вере, которая глянула на него удивленно и как бы с недоумением.

– Верочка, – проговорил Отар Тимурович, – ну, зачем же ты так? Неужто ты не могла сперва мне обо всем рассказать? Мы ведь даже не разведены официально. – В голосе его слышалось неподдельное страдание.

Вера глянула на него еще раз – пристально и теперь явно с испугом.

– Вы шутите, наверное? Вас кто-то подговорил надо мной подшутить? Я вас раньше не видела!

«Всё именно так, как я и предполагал!» – только и подумал Скрябин.

А у грузина при этих словах Веры вздулись жилы на висках. На нем был не мундир – летняя пиджачная пара. И он сунул руку во внутренний карман пиджака.

Скрябин напрягся – готовый, если нужно будет, приложить силу. Однако нужды в этом не возникло. Отар Абашидзе вытащил из кармана красную книжечку с гербом СССР и надписью Паспорт, раскрыл её и почти ткнул ею в нос своей жене:

– А этого ты тоже не видела раньше?!

Николай разглядел, что паспорт открыт на странице со штампом о заключении брака. Вера взяла документ, нахмурилась.

– Откуда у вас мой паспорт? – спросила она у Абашидзе. – Я его перед отъездом искала – всё перерыла.

– Может быть, ты не там искала? В квартире своего любовника, а надо было – в квартире мужа? – Голос Отара Тимуровича звучал язвительно, но на жену он смотрел с прежним выражением страдания на лице.

– Так это вы… ты!.. – Лицо блондинки исказилось такой злобой, что стало почти уродливым. – Ты всё время выдавал себя за моего мужа!

– Брось, Вера! – произнес Данилов. – Какой смысл отрицать факты? Это ведь и вправду твой муж!

Святослав Сергеевич, как и другие участники проекта «Ярополк», даже не подумал Абашидзе забыть. В отличие от его жены.

Вера вскинулась и хотела что-то ответить своему любовнику, но тут вступил в разговор Смышляев.

– Я попрошу вас отложить семейные разбирательства! – произнес он так жестко, что Скрябин глянул на него с изумлением. – Святослав Сергеевич и вы, Вера Витольдовна – присядьте. Сейчас вы ответите на вопросы товарища Скрябина, а потом я поговорю с каждым из вас персонально. Тогда вы и сможете высказать всё, что у вас накипело.

Теперь Скрябин уже не изумился, а возмутился. Это было нечто уж совершенно дикое и несуразное – допрашивать фигурантов по делу всех одновременно! И он собрался уже пренебречь субординацией – этот балаган остановить. Однако до этого дело не дошло.

6

– Нет, погодите, Валентин Сергеевич! – воскликнула Вера Абашидзе – которая, оказывается, была со Смышляевым знакома и уж его-то точно не забыла. – Давайте внесем ясность. Я никакого уголовного преступления не совершала! Что я уехала со Святославом – это мое сугубо личное дело. А вот он, – женщина кивнула на бывшего мужа, ухитрившись при этом на него не посмотреть, – самый настоящий преступник! И я готова дать в том показания кому угодно.

Абашидзе покачнулся, как если бы получил оплеуху, а Скрябин так и уставился на него. В чем бы ни обвиняла его бывшая жена, сама по себе реакция на обвинение была очевиднее некуда. То, как он склонил голову, как отвел взгляд – всё это говорило о его вине яснее любых слов. Уж сам себя он явно ощущал виновным. «А я-то толком и не допросил его тогда, в библиотеке! – подумал Николай. – Уж если кто-то и мог забрать вещи из стола Давыденко, оставшись незамеченным, так это он!»

Однако то, что Вера сказала дальше, уходило от подозрений Скрябина беспредельно далеко. Красавица-блондинка – по-прежнему не глядя на бывшего мужа, обращаясь к одному Валентину Сергеевичу, – четко и раздельно проговорила:

– Я не помню, как это человека зовут. И не помню, как выходила за него замуж. Помню только: я познакомилась с интересным мужчиной в Кисловодске, во время отпуска. И мы не расставались целый месяц, а по возвращении в Москву я с ним расписалась. Вот и всё. Но я великолепно помню другое: каждый день на протяжении двух с половиной лет какой-то незнакомец поджидал меня дома, когда я возвращалась с работы. Уверял меня, что он – мой муж. Тоже показывал мне паспорт – только свой собственный – где в штампе прописки стоял мой домашний адрес. И еще… – Голос у неё пресекся на мгновение, но она быстро с собой совладала и закончила всё так же сухо, почти отстраненно: – И еще он каждую ночь принуждал меня спать с ним. Так что я обвиняю его в многократно повторявшемся изнасиловании.

Даже Смышляев – всегда умевший по-актерски держать лицо – и тот практически разинул рот от изумления. Об остальных же и говорить нечего. Все переводили взгляд с Веры Абашидзе на её мужа и обратно. Великанов кривил губы в ухмылке. Назарьев как-то весь подобрался и посуровел. Данилов печально качал головой. А у самого Абашидзе в его черных, как у египтян с фаюмских портретов, глазах блестели слезы.

– Вера, – выговорил он с явным усилием, – почему же ты не говорила мне, что это представлялось тебе так?

– Ах, почему не говорила? – Вера внезапно утратила всё напускное хладнокровие, и слова эти выкрикнула резко и визгливо, срываясь на фистулу. – А если бы я сказала, ты бы перестал? Когда я попросила тебя о разводе, что ты мне сказал? Ты сказал: нужно подождать, пока ты решишь квартирный вопрос! Ты и не собирался со мной разводиться! Ты хотел вечно меня шантажировать тем, что вышвырнешь на улицу – выпишешь из квартиры, если я перестану считаться твоей женой!