– Жестко, но эффективно. Слушай, – Наташа выставила босые ноги, – у тебя нет случайно тапок? Что-то так жить захотелось.

Они рассмеялись, на секунду позабыв, что их жизням действительно угрожает опасность.

Егор терпеть не мог алкоголиков. Причем таковыми являлись для него все, кто мог позволить себе выпить в его обществе. Он сторонился таких людей. К черту! Кого он хотел обмануть. В первую очередь это люди сторонились его, а уже во вторую он старался избегать пьяных компаний. Егор был долбаным магнитом неприятностей. А алкоголь, в ком бы ни находился, нес их. Каждый подвыпивший норовил помочиться в его сраную чашу терпения, которая никогда не переполнялась. Но для себя в оправдание собственной трусости Егор выбрал моральную сторону вопроса. То есть он не хотел себе признаваться в том, что боится оплеух и зуботычин. Ему просто было жалко родню забулдыг, видящих представления изо дня в день. Вот и сейчас, глядя, как его приятель напивается в присутствии племянника, ему стало противно. Мальчишка, вошедший в комнату, когда они разговаривали по скайпу, явно хотел поиграть, а его дядя уже играл со своими взрослыми игрушками. Толик напился настолько, что даже не заметил вошедшего подростка. Авдеев бы тоже его не заметил, если бы в какой-то момент Данилов не отклонился немного в сторону и не показал ему дверной проем. Вот тогда-то Егор и увидел темный силуэт ребенка. Он хотел поиграть. Например, в прятки. Только теперь, после воспоминаний об этой игре, Егор смог связать видения в туалете и с камеры Толика.

Авдеев подскочил. Стул откатился к двери, клавиатура упала на пол.

– Не может быть, – прошептал он. – Этого не может быть.

Он схватил телефон и принялся судорожно вдавливать кнопки в поиске номера Данилова. Его нужно предупредить. Нажав вызов, Егор поднес трубку к уху, взял стул и присел, так и не подкатив его к своему столу. Пока гудки раздражали, он подумал о том, что отсутствие Смирнова во время недавнего приступа сохранило их и без того некрепкую дружбу.

Не видать бы тебе боулинга, как своих…

– Але, – крякнуло в трубке.

Толик за прошедшие с их последнего разговора минут тридцать, судя по голосу, принял суточную дозу.

– Толик, это Егор.

– А-а-а, дружище! Решил все-таки помочь мне «уложить племяша»?

Так это племяш! Егор даже выдохнул, а потом набрал воздуха, чтобы спросить теперь уже и так очевидное.

– Так у тебя и правда гостит племянник? А то я тут себе напридумывал…

– Ты напридумывал. – Голос Толика изменился. – Слушай, Авдеев, кто из нас сейчас пьяный?

Егору вдруг показалось, что время повернулось вспять и к нему относятся так же, как три дня назад.

– Моя сестра живет в Железнодорожном, помнишь?

Егор кивнул, и плевать, что его никто не видит. Он просто об этом помнил, а это значило…

– И неужели ты думаешь, что она оставила бы десятилетнего пацана с таким непутевым братом?

– Нет, – сказал пересохшими губами Егор. – Ты сейчас в квартире?

– Чего? – не понял Толик.

– Если ты сейчас в квартире, то уходи немедленно.

– Слушай, Егор, что за херня у тебя в голове? Я же тебе сказал: я здесь один. Приходи, составишь компанию.

– Толик, в квартире есть кто-то еще. Я видел его за твоей спиной.

У Авдеева от собственных слов мурашки побежали по спине.

– Уходи, – сказал он в пустоту. Абонент отключился.

Данилов дернулся и медленно повернулся в кресле. В комнате никого не было, но ощущение присутствия кого-то чужого появилось и не хотело уходить. Несмотря на выпитое, Толик пытался мыслить здраво. Он знал, что есть рациональное объяснение тому, что увидел за его спиной Егор. Он просто увидел силуэт. А что может напомнить… Толик встал и отошел к столу. Посмотрел на светлый прямоугольник дверного проема, потом присел, чтобы глаза были на уровне камеры. Он мог принять за силуэт мальчишки белье, сваленное в кресле. Точно, если наклониться чуть вправо и вперед, то… Нет, Толик понимал, что это всего лишь белье. А Егор мог и не понять. Искажение камеры, преломление света, да что угодно, хоть таблетки экстракта валерьяны, принятые до этого Авдеевым, могли нарисовать любые картинки. Егор увидел то, что хотел увидеть.

Толик, довольный собой и удачным расследованием, сел в кресло и подъехал к столу.

– Дело закрыто, – сказал он и, взяв бутылку, налил в стакан. – За недостаточностью улик.

Шорох за спиной раздался, когда он с шумом выдохнул и поставил пустой стакан на стол. Слабый, едва различимый на фоне работы вентиляторов системного блока и музыки из наушников, звук заставил напрячься. Толик молча смотрел прямо перед собой, пытаясь уловить какой-нибудь еще звук. В квартире было тихо. Но это также могло значить, что кто-то притаился. Толик взял пустую бутылку за горлышко и встал, так и не обернувшись. В наушниках играла какая-то муть, на мониторе завораживал зрительный образ «космический полет». Полет затягивал в экран, и у Толика даже закружилась голова, поэтому он поспешно отвернулся. Краем глаза он уловил какое-то движение и резко обернулся, держа бутылку наготове. Ни силуэтов, ни пацанов. Куча белья лежала в кресле, только пара тряпок (то ли наволочки, то ли еще что) валялась на полу. Скорее всего, это они и произвели тот страшный шорох. Толик выдохнул и с сожалением посмотрел на пустую бутылку. Сейчас бы не помешало выпить.

Когда упала еще какая-то тряпка, Данилов посмотрел в ту сторону скорее по инерции. Ему было наплевать на то, что там падает, но он вдруг понял, что кресло с утра было пустым, и что-либо туда навалить мог только он. А он этого не делал. По крайней мере, это никак не зафиксировала его память. Спиртное, безусловно, вымывает некоторые воспоминания, но утром Толик был трезв, и это значило, что…

«Там кто-то прячется, – словно молния, вспыхнула опасная мысль в его мозгу. – Там прячется пацан», – громыхнуло в ответ.

Будто в подтверждение его мыслям тряпки в кресле зашевелились. Его оружие выпало и покатилось к креслу, словно оно притягивало не только внимание. Анатолий посмотрел на бутылку, остановившуюся у тапок. Из-за мертвенной белизны Данилов не сразу понял, что в тапки обуты распухшие старческие ноги.

Мы ее в шлепки обули. У нее ноги опухли, как у слона.

Откуда-то издалека, из прошлого долетели до него слова. Толик сделал шаг вперед и поднял взгляд туда, где должна быть голова. Теперь в кресле не было никакого тряпья. Там была простыня, накинутая на распухшее тело старухи. Она, как и слова, прозвеневшие в его голове, были из его детства, с тех жутких похорон.

Маргарита давно не спала. Она тихо лежала и думала. Ей не хотелось ни с кем разговаривать, и поэтому она даже притворилась пару раз, когда входила Наташа, спящей. Она думала о своем нынешнем положении. Ей было жалко себя, но сейчас она хотела здраво рассудить и, возможно, найти выход из сложившейся ситуации. Даже в фильмах ужасов кто-то выживает. Может, в их сценарии именно ей суждено выжить. Рита хотела выжить и ради этого готова даже была «переписать сценарий». Но для начала она хотела вспомнить, что именно пожелала. Вряд ли просто забеременеть. Она пожелала ребенка. «Я хочу родить ребенка», – сказала она. Родить! Рита едва сдержалась, чтобы не подскочить. Она не должна говорить об этом. Это ее лазейка, и хотя ею вряд ли кто-нибудь мог воспользоваться, она решила хранить ее в тайне. Она пожелала родить, ни больше ни меньше. И ввиду некоторых физиологических особенностей человека она сможет это сделать через девять месяцев. Раньше только кошки. Отсрочка в несколько месяцев не могла не порадовать. За это время можно найти выход.