Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Попробуй адонис-бром. Он успокаивает.
— Э-э-э-э! Ты с темы не съезжай! Я тебя спросила — про психотропное оружие.
Зыскин усмехнулся:
— Зачем тебе это? Живешь себе спокойно и не знаешь ничего. И не знай! Так спокойнее.
— Да как же я теперь спокойнее? Я теперь умру от любопытства! Зыскин не томи!
— Ох-х-х… Ты мертвого достанешь… На самом деле все гораздо проще, чем этот дядёк на площади гонит. Простые слова бывают гораздо эффективнее всяких штучек. Только надо их расположить в правильном порядке.
— А-а-а-а… Я так и знала, что ничего ты не знаешь.
Зыскин усмехнулся. Он на такую дешевую разводку не велся. Настроение у Коши упало. С такой ухмылкой он уже ничего больше не скажет.
Муся умудрилась уже уснуть.
— Я знаю, что это за передатчик, — сказала Коша цинично. — Это диктор в ящике. Он всем рассказывает, как устроена география, какой день и что нужно делать. А на самом деле никакой географии нет и никакого календаря. Все в ящике.
— Ну вот! — сказал Зыскин.
Он лег на пол и натянул на голову пиджак.
Коша запихнула в рот оставшиеся макароны и погрузилась в физиологию жевания. Снова по коже начали бегать эти гады. Но она старалась делать вид, будто их не существует. Потом легла рядом с Мусей и уснула.
* * *
Проснулась Коша от того, что все тело ужасно чесалось. Она расчесала руки так, что под кожей полопались капилляры, и появились пурпурные точки. Хотела плакать от злости, но знала, что если начнет, то не остановится.
Но это не поможет! Не по-мо-жет! Она терпеливо переждала, когда желание пустить слезу станет неактуальным, и пошла в ванну.
Соль, сода. Мочалка. Проведя осмотр туловища, снова никаких признаков чесотки или иного поверхностно заразного заболевания не нашла. Коша высыпала в воду пачку соли, а содой растирала кожу и потом быстро совала растертую часть под кран. Спасало.
Ванна набралась, и Коша с наслаждением погрузилась в воду. Вся целиком. Оставив снаружи только лицо и коленки.
Чуть-чуть легче. Спать.
Проснулась, когда вода остыла.
Осторожно выйти из воды, не вытираясь… Простыня. Бегом до дивана.
Зыскин поднял голову, когда Коша вернулась в комнату:
— Ты чего?
— Да так… Пустое. Спи, — отмахнулась она от него и легла рядом с Мусей.
Та даже не засопела.
Едва Коша начала засыпать, Зыскин зашевелился, встал и шепотом позвал Кошу.
— Эй!
— А ты чего?
— Да, я проснулся… Поеду домой, трамваи уже ходят. На полу как-то неудобно и вообще.
— Ладно… Как хочешь. Закроешь окно. Хорошо?
— Да, — он помедлил. — Ты Мусю поцелуй за меня, когда она проснется. Ладно?
— Ладно… Пока, — сказала Коша.
Опустила голову и тут же покатилась в глубину сна. Короткий холодок из окна и стук рамы, уже очень далекий, закончил в тот день ее существование.
(Рита)
Рита оторвалась от записок и посмотрела на часы: перевалило за полночь. Общага наконец-то почти затихла.
Надо выпить кофе. Она поднялась с постели и залезла в Ронину тумбочку. Там таки оказалась баночка с остатками молотой «Арабики» и подержанная обгоревшая турка. Стараясь не греметь, Рита собрала необходимые предметы и, зажав тетрадку подмышкой, вышла на кухню.
(Коша)
Когда Коша подошла к знакомому дому на Репина, ее захватило чувство невозвратимой утраты. Она медленно поднялась на нужный этаж, внимательно наступая на каждую ступеньку. Долго стучала и звонила в дверь. В пыльное стекло билась муха. Пришла кошка и стала тереться о ногу. Коша собралась отпихнуть ее, но потом пожалела потертую голодную тварь.
Животина запомнила тот кусок мяса. А вот ее хозяин…
Коша посидела на подоконнике, потом на ступеньках… Через полчаса вышла на улицу и села на лавку. Сидела там час. Собралась уходить — подъехала машина.
Из машина вышли: Ринат, два парня, которые были с ним в галерее, и девушка.
Ринат сразу заметил Кошу и поморщился. Знаком отправил компанию в мастерскую, отдав ключи, а сам направился к Коше. Но компания не спешила. Они все провожали его внимательными взглядами. Каждый шаг голубоглазого «ангела» был словно привязан нитками к их зрачкам.
Коша подумала, что все очень глупо. Потому что прила она вовсе не за этим. Она хочет узнать насчет галереи. Ей уж очень нужны деньги. А остальное… Ну что ж? Она все понимает.
Ринат остановился в двух метрах, не доходя до Коши. Он стоял на сверкающих трамвайных рельсах. И, глядя на него, она вынужденна была смотреть в далекие глаза его друзей. Недобрые глаза его друзей.
С очень гадким чувством Коша встала со скамейки.
— Привет, — сказала она.
На его лице были черные очки. Он снял их. Лучше бы он не делал этого.
Глаза. Его и ее…
Она сделала еще пол шага, но Ринат отступил, сохранив расстояние.
— Я говорил с Валентином, — сказал он и спрятал глаза в тени ресниц.
Надо же, в голосе совершенно не было заметно того, что было в глазах. Коша даже засмеялась от этого несоответствия, Ринат удивленно и немного растерянно взглянул на нее и снова одел очки.
— Да… Так лучше. — усмехнулась Коша.
— Я говорил с Валентином, — снова повторил он. — И с ребятами говорил. Я правда хотел как-то помочь. И ты правда делаешь ох…тельную живопись. — Он даже матерился интеллигентно. — И… все остальное. — продолжил он приличным тоном воспитанного в тридцати трех поколениях питерского интеллигента. — Но они против. И Валентин не поддается… а эта девушка — моя жена. Извини, я не могу тебя сейчас пригласить. Я потом познакомлю вас. В этом нет ничего такого. Но сейчас — нет. Боюсь, она меня неправильно поймет. На крыше было… для меня это важно… Хочу, чтобы ты знала это. Так, как было, уже никогда не будет. Я хотел бы сохранить с тобой хорошие отношения. Думаю, что ты тоже. Мы ведь взрослые люди. Правда? Все будет хорошо. Осенью будет еще одна выставка… Может быть, и ты там выставишься вместе со «Вторым пришествием».
— Не бздите, а то улетите, — сказала Коша мрачным голосом, повернулась к нему спиной и пошла, не оглядываясь, на вялых подгибающихся ногах. Она боялась, что если оглянется, то с ней что-то случиться.
Через пару минут кто-то окликнул:
— Ринат! Ты скоро там?
(Рита)
Это было не то, что интересовало Риту в данный момент. Но Коша не сделала одолжения пометить, где ей, Рите, интересно, а где — нет.