Первым делом я помчалась на пристань, вытащила из лодки рогатый череп, замотала в кусок мешковины и спрятала сверток в тайник Фрола под углом портомойни, тщательно заложив ямку мхом. Потом сделала второй очень похожий сверток – из соломы и надбитого горшка, которые взяла в хлеву. Сверток оставила в сенях рядом с мечом и только после этого вошла в дом. Уже в дверях было слышно, как Настасья Васильевна отчитывает Власа:

– Ты только посмотри на него! Жениться он хочет, а ума не нажил – разве ж это можно было меньшего брата отпустить на навь! Дескать, Феодосий Ильич дозволил показывать навь путникам! Вот сам бы туда и отводил гостей. Совсем, сыночки, вы оба страх потеряли, пока драть было некому. Теперь отец порядок наведет!

– Не пропадет Фролка на нави, путей там вдосталь, – пытался успокоить супругу Кириан. Сейчас он выглядит как любой обитатель Форпоста – вышитая рубаха, бородка аккуратно подстрижена, только седых волос в ней хватит на двоих.

– Значит, через навь можно выйти в мир? – спросил Лысый.

Сейчас он действительно Лысый. Алекс успел распрощаться с волосами и больше не похож на прирученного снежного человека. Так – обычный маньяк.

– Можно. Известно, с нави самый наискорейший путь – через ясное небо!

Настасья Васильевна заметила меня, перестала кричать, вздохнула и пригласила к столу. Я выставила на скатерть несколько контрабандных патронов под автомат:

– Посмотрите, похож на тот, что вытащили из моего зайчика – добычи с нави?

Она подошла к шкафчику у стены, достала пулю и сравнила:

– Как есть – такой же самый.

– Значит, кто-то из ваших здесь, в Слободке, у контрабандистов обменивал патроны, консервы, веревки, рыболовные снасти и все такое. Для этого и открыл путь через болота… Вы, Кириан, там никого из знакомых не видели? Из слободских?

– Нет… Где мне увидать, когда я сидел в пещере денно и нощно! Теперь и плечи разогнуть неможно, – вздохнул многострадальный лекарь.

– Ничего, мать подлечит, – улыбнулся Власий. – Главное, тятя, что ты живой!

– Значит, точно кто-то местный был, – подвела итог я, – потому вас и держали взаперти, чтобы случайно не узнали знакомого. Опасались, что вы сбежите…

– Про Демида худое в Слободке говорят, – снова вздохнула Настасья Васильевна.

– Дивно, что он среди старцев оказался, – задумался Кириан. – Человек он скрытный и скупой, сколь его знавал, оттого всегда при средствах. Но ума слишком скромного, чтобы такую хитрость придумать. Отваги особой в нем тоже нету. По ночи на болота сунуться, с шаманами и лихими людьми торг вести – дела не по нем…

Но мне некогда слушать размышления бывшего узника о Демиде, поэтому тихонько отзываю Лысого за собой в сени:

– Слушай, у тебя еще остались эти дымовухи из торфа?

– Полно. Может, тебе чего покрепче?

– В каком смысле?

– Ну, я гранат прихватил из контрабандного тайника, файеры, динамитные шашки…

Перед решающей битвой я тщательно протерла меч от налипших крови и грязи, полюбовалась сверкающим острым лезвием, спрятала в ножны и закинула за спину. Смотала и пристегнула к поясу моток крепкой веревки. Прихватила новенький, в смазке, автоматический пистолет, тоже позаимствованный у контрабандистов. И пошла к месту обмена, чтобы успеть задолго до Ниловны, – спрятала в дупло дерева сверток, в который добавила файер и дымовую шашку, проверила запальный шнур. Чтобы устроить фейерверк, в кармане у меня была припасена зажигалка. Дело в том, что в Слободке очень боятся пожаров, если из леса вблизи от хозяйственных построек повалит дым, я могу рассчитывать, что весь народ мигом сбежится к месту возгорания.

Я пряталась за деревьями со стороны леса и до последней секунды не верила, что Ниловна снова появится, а не пришлет вместо себя какого-нибудь здорового лба вроде старца Демида или злобного и опасного зверя.

Но под кроной дуба меня ждало мирное, уютное зрелище: женщина подошла к нему со скамеечкой и прялкой в руках, удобно устроилась и принялась вытягивать из пучка шерсти нитку, тихо и протяжно напевая. Ровно в полдень я вышла из своей засады и встала прямо перед нею так, чтобы солнце светило мне в спину. Но она даже не посмотрела на меня и продолжала без остановки сматывать серебристую нитку на веретено, только спросила ровным, бесцветным голосом:

– Принесла? Что-то руки у тебя пусты…

– Череп уже здесь. Только сначала покажите мне их – обоих!

– Там они – смотри! – Не выпуская веретена, Ниловна указал мне в глубь леса.

Действительно, я увидела, что к дереву в некотором отдалении от нас привязаны два человека: прислонены спинами к стволу, их головы печально опущены, так что подбородок утыкается в грудь, они совсем не шевелятся. У одного волосы светлые, у другого – темные. Лиц мне отсюда не разглядеть.

– Они как вообще – живые? – вырвалось у меня.

– Окликни, – разрешила Ниловна, не отрываясь от своей работы. Веретено кружится, кружится – моя голова тоже начинает кружиться, а мысли путаются. Я больно прикусила губу, чтобы прогнать наваждение, и крикнула:

– Никита! – Дан вяло повернул голову в мою сторону, прядка темных волос перечеркнула лоб, он выглядит нереально красивым. Я крикнула еще раз, уже гораздо громче: – Никита! Ник, посмотри на меня!

Мой вопль переполошил лесных обитателей. Из-под корней дерева выскочила и метнулась мимо меня мышь-полевка, вспорхнули напуганные пичуги, а в небе над нами завис ястреб. Хищная птица летает кругами и опускается все ниже.

В голове у меня пронесся тихий, чужой шепот:

…у шамана Меркита сто лиц… он принимает любую личину… если тебе заступят путь – стреляй в любого… сразу стреляй…

Вдруг это только какая-то галлюцинация или оптическая иллюзия? Почему Дан откликнулся на имя Никиты? Я вытащила из-за пояса пистолет, сняла с предохранителя и прицелилась в Никиту, крикнула еще раз:

– Ник! Отвечай мне сейчас же! Или буду стрелять!

Ниловна наконец-то отвлекалась от своего рукоделия и тоже посмотрела на ребят. Никита вяло качнулся – длинная светлая челка сползла на лицо, солнце светит ему прямо в глаза, но он не моргает. Замечаю, как по его лицу проскальзывает темная тень – это ястреб спускается все ниже, еще немного – и он спикирует мне на голову, вцепится в волосы и выклюет глаза. Я буду метаться по поляне, глотать собственную кровь и выть от боли и бессилия! Мгновенно вскидываю пистолет и трижды стреляю прямо в синее небо – ястреб сложил крылья и упал вниз.

Безжизненный комок перьев свалился в траву ровно между нами.

– Ах ты, тварь! Тварь поганая!

Ниловна с неожиданной для такого грузного тела ловкостью вскочила на ноги, сорвала с головы платок, а с ним и лет десять возраста: волосы у нее оказались темными, блестящими и очень густыми – собранными в одну косу длиною почти до колен. Она ловко перехватила собственную косу одной рукой чуть выше плеча и стала раскручивать, как хлыст. Я так опешила, что не успела отпрыгнуть достаточно далеко, коса больно хлестнула меня по руке, ее кончик обвился вокруг пистолета. Ниловна изогнулась назад, подтянула косу к себе – и вырвала у меня оружие!