— Что-нибудь интересное? — спросил репортер.

— Никогда не знаешь заранее, — многозначительно ответил Юнас. — У меня привычка все запоминать.

— У меня тоже, — сказал Йерпе. — Ну что, попробуем еще раз?

Но это была безнадежная затея. Снова ужасно затрещал громкоговоритель, и Герберт Ульсон приступил к комментариям. Юнасу пришлось включить магнитофон. Вскрытие могилы началось, и Герберт Ульсон произнес приветственные слова.

— В такой день приятно осознавать, что ты — работник музея, — сказал он. — Это большое событие для нас, музейных работников, и мы особенно рады огромному интересу к истории, проявленному всеми, кто собрался сейчас там, наверху, под лучами солнца, и с нетерпением ждет. Да, древние сокровища Египта не перестают интересовать нас, современных людей. Итак, деревянная статуя. Изготовлена она либо из привозного кедра, либо из акации, либо из сикомора. Что же, скоро мы это узнаем…

Статуя создана в эпоху правления фараона Эхнатона. Большинство из вас, конечно же, слышали об этом фараоне. В основном он известен тем, что женился на одной из самых красивых женщин в истории — Нефертити, чей портрет все вы наверняка видели. Кстати говоря, когда я приехал сюда, то заметил, что на многих из вас были футболки с ее изображением.

Чувствую, что все здесь уже сгорают от нетерпения… Ученые из Государственного исторического музея и Музея корабля «Ваза» сняли всевозможные пробы с гроба, в котором находится статуя. Гроб сделан из дуба, и будем надеяться, что статуя хорошо сохранилась. Фундамент церкви стоит на песчаном холме, поэтому опасения, что за все эти годы влага могла повредить статую, вероятно, не так серьезны. В крипте довольно сухо…

Сейчас внизу очень жарко. Это от многочисленных ламп и прожекторов, установленных телевидением — крипта буквально купается в свете. Здесь невероятное нагромождение гробов, это старые захоронения семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого веков.

Вот, наконец, что-то происходит. Я вижу, как гроб осторожно передвигают на более открытое место под центральным сводом. Все делается с необычайной осторожностью. Всего через несколько минут гроб откроют, и мы увидим один из шедевров прошлого — прекрасную статую, которая, кто знает… быть может, изображает саму царицу Нефертити!

Профессор древней истории, Цезарь Хальд, одетый в специальный зеленый комбинезон, работает сейчас с крышкой старого гроба. Насколько мне известно, он с радостью согласился участвовать в извлечении на свет этой бесценной статуи. То же, конечно, можно сказать и про всех нас. Не каждый день… Вот рядом со мной стоит рингарюдский священник, пастор Линдрот, человек, благодаря которому произошло это интереснейшее событие. Посмотрим, может, мне удастся с ним поговорить… секундочку, сейчас мы узнаем…

Нет-нет… сейчас, как я вижу, ему не до того. Что-то стало совсем плохо видно… Ой-ой-ой! Я непременно должен пробраться в угол и посмотреть! Это непросто, все хотят протиснуться вперед… вот из крышки извлекают последние гвозди… Напряжение здесь колоссальное! Не говоря уже о жаре… Хочется, чтобы вы тоже ощутили настроение, которое царит здесь, ожидание, которое… да, думаю, так же чувствовали себя те, кто вскрывал гробницу Тутанхамона… Остались считанные секунды! Попробую подойти поближе, чтобы лучше видеть — пока что мне видно не очень хорошо…

Но вот приближается долгожданный миг! Один из телевизионщиков просит профессора Хальда, когда будет открываться крышка, встать с другой стороны. Это чтобы было видно телезрителям!

И вот!… Да, вот… я вижу, как профессор Хальд вместе со своим помощником наклоняется, берется за крышку и медленно… медленно… поднимает ее. Я должен подойти ближе… Извините, можно я подойду поближе, а то мне не видно… Вокруг меня невероятное волнение и толчея… не понимаю… К сожалению, я пока что не вижу статуи… За спинами ничего не видно… Кстати, вот стоит пастор Линдрот и кладет в рот что-то, похожее на небольшие черные таблетки… как он, наверное, волнуется в этот миг! Но я не понимаю… нет, нет… это невозможно… я что-то вижу… что-то… да, я вижу…

Герберт Ульсон не успел договорить. Послышались взволнованные голоса, затем страшный треск, и связь с криптой оборвалась. Какая неприятность! Но на поляне перед церковью так и не узнали, что же такое невообразимое увидел Герберт Ульсон. Начались всеобщее волнение и сутолока.

Через некоторое время громкоговоритель зазвучал снова. Вещал тот же диктор, который представлял Ульсона. Он призывал всех успокоиться. Мол, связь прервалась, в крипте что-то произошло, что именно, он не знает, но волноваться не стоит. Такое случается… Диктор обещал вернуться в эфир, как только получит более подробные сведения. А пока он включил граммофонную запись, и какая-то певица начала петь шлягер, который раньше исполняли на всех рингарюдских праздниках.

Юнас Берглунд в раздражении выключил магнитофон. Что это за глупости! Что произошло? Он злился, ему было обидно не только за себя, но и за Линдрота, и за их общее дело. Здесь собрались журналисты со всей Швеции! Приехали радио и телевидение! Как такое могло произойти? Обрыв связи в самый напряженный момент! Когда все чуть не лопались от нетерпения! Какая халатность!

Он огляделся в поисках Йерпе, который только что был рядом. Когда начался весь этот спектакль, им пришлось прервать интервью…

Но Йерпе куда-то пропал!

Фотографы и журналисты носились, точно бешеные куры, и возбужденно переговаривались.

Какая досада! Юнасу хотелось поговорить с Йерпе и извиниться за такую оплошность со стороны организаторов.

Но, как мы уже поняли, Йерпе исчез!

Что же все-таки случилось в церкви, стало известно далеко не сразу. Из громкоговорителя доносился один шлягер за другим, гости развлекались как могли, но все думали о статуе и недоумевали, почему до сих пор ничего неизвестно.

Единственная информация, которая в конце концов поступила по громкой связи: пока решили ничего не оглашать, сообщений больше не будет, праздник, конечно, может продолжаться…

Настроение, естественно, было испорчено, и сразу поползли разные слухи. Многие были уверены, что репортаж прервали из-за того, что вместо статуи в гробу нашли тело. Народ заволновался, но никто ничего не знал точно.

Давид и Анника натолкнулись на Юнаса. Они тоже ничего не знали и решили, что лучше всего пойти домой. Больше здесь делать нечего. Перед этим они сидели на пригорке и пили кофе с Натте, который ни с того ни с сего объявился на празднике и, казалось, был растерян и немного напуган всей этой кутерьмой. Давид и Анника пожалели его и решили не оставлять одного. Но когда затея со статуей кончилась ничем, Натте смотался. Он сказал, что ему не нравится, когда лезут в старые могилы. Нечего тут шастать и вынюхивать.

— Кто бы говорил! — сказал Юнас. — Можно подумать, не он постоянно вертелся вокруг Селандерского поместья!

— Да, да, конечно, но в чем-то он прав, — ответила Анника.